Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

Он был так потрясён увиденным, что не переставал рассказывать об этом своим друзьям. В результате один из них, который в совершенстве знал эти окрестности, побился об заклад на 100 рупий, что на побережье нет такого бунгало, и Мулджи не сможет показать к нему путь. Услышав это, Блаватская выразила полную уверенность в том, что Мулджи проиграет спор. Однако он заявил, что досконально изучил дорогу, по которой они ехали, и согласился принять пари. Посему мы втроём тотчас же взяли коляску и отправились в путь… Мы готовы были дать ему столько времени на поиски, сколько потребуется, но, без толку проколесив по городу несколько часов, он пришёл в растерянность и признал себя побеждённым, после чего мы вернулись домой.

Блаватская объяснила нам, что Мулджи сумел бы отыскать путь к таинственному бунгало, если бы его взгляд не был затуманен чарами. Она добавила, что это бунгало, подобно всем местам, в которых живут Адепты, надёжно защищено от вторжения незнакомцев с помощью иллюзий, созданных вокруг него силами духов природы. Оно находится под присмотром надёжного посланника и используется для отдыха и встреч гуру и чела в путешествиях. [Далее она сказала]: «Все сокрытые древние библиотеки и несметные скопления сокровищ, которые должны храниться в тайне, пока карма не повелит им ещё раз послужить человечеству, защищены от непосвящённых с помощью иллюзорных скал, твёрдой неровной почвы, зияющих пропастей и других подобных препятствий»…[519]

В последующие недели Елена Петровна со своим окружением посетила знаменитые пещеры Карли, затем они направились на север страны, где побывали в Раджпутане, Аллахабаде, Бенаресе и других местах[520]. Из Агры Блаватская написала профессору Уайлдеру в США:

Агра, 28 апреля 1879 г.

Дорогой профессор, мой дражайший друг,

Знали бы Вы, как я сожалею о том, что Вы не с нами! Как часто я думаю о Вас и представляю себе, что Ваша душа археолога и поэта была бы на седьмом небе от восторга, если бы Вы поехали с нами… Здесь мы за последний месяц путешествовали поездом и повозкой, ездили на слонах, верблюдах и портовых шлюпках, останавливаясь на пару дней в каждом городе, деревне и порту; мы видели подземную Индию, не ту, что наверху… Правда, с самого начала марта мы непрестанно жаримся, печёмся и паримся… Но до чего же неописуемо прекрасна прохлада утренних и вечерних часов. Луна в Америке в сравнении со здешней покажется в лучшем случае закопчённой масляной лампой. Мы встаём в четыре, а ложимся спать в девять. Путешествуем мы по большей части ночью, нежели утром и днём…[521]

В начале мая 1879 г. вся компания вернулась в Бомбей. Учитывая то, с каким восторгом Олькотт описывал происходящее, сложно вообразить, что изнутри его терзали мысли о том, какой огромной ошибкой было его путешествие в Индию. Об этом свидетельствует письмо, полученное им в то время от одного из его учителей-махатм:

Поскольку ты пришёл к выводу, что было «безумием» покинуть родину и приехать сюда так, как это сделал ты, якобы, по заверениям Харричанда Чинтамона и Мулджи Тэкерси, хотя ты и сам знаешь, что это не так, чем скорее мы достигнем понимания, тем лучше будет для всех нас. Прежде всего, ты сам страстно желал поехать в Индию…

Не воображай себе то, чего не может быть; не надейся, что в последний момент тебе помогут. Если ты не способен пройти первое испытание и доказать своё право быть Адептом, подчинив себе обстоятельства, то ты равным образом не способен выдержать остальные испытания…

Фотография сына на стене комнаты всегда будет манить тебя обратно в Америку[522].

Он впал в отчаяние главным образом по причине упрямого несогласия местного населения помочь теософам в возрождении индийской культуры. Феноменальных успехов, о которых говорилось в предыдущих главах, общество добилось не сразу. Поэтому в 1881 г. Е. П. Блаватская имела все основания написать следующее:

Вот уже шесть лет мы открыто говорим о том, что индийская йога[523] была и остаётся истинной наукой, подтверждённой тысячами экспериментальных доказательств; и что настоящих индийских йогов, пусть их и осталось совсем немного, всё ещё можно найти, если уметь правильно искать.

Вполне естественно, что европейцы не согласны с подобными заявлениями… но то, что сами индусы, потомки древних философов, стали отрицать и высмеивать их, оставило горький осадок. Мы упрямо продвигали свои идеи, и не шёпотом, а дерзко и открыто. Но не услышали отклика на свой зов из огромной индийской пустоты. Ни одна храбрая душа не поддержала нас, не сказала, что мы правы, что йога – истинная наука, что настоящие йоги всё ещё существуют. Вместо этого нам возражали, что Индия мертва; что свет духовности догорел в её фонаре; что современные науки доказали несостоятельность древних… Лишь когда они увидели, что нас не заставить молчать, и что какие-либо весомые доказательства привести попросту невозможно, в их точке зрения появились первые изменения[524].

Ничуть не меньше их настораживал тот факт, что Блаватская в течение полутора лет находилась под пристальным наблюдением британской секретной службы как потенциальная русская шпионка. Под подозрение попал даже Олькотт. Каждое их движение отслеживалось, приходящие к ним письма читали, а отправленные зачастую исчезали. Русофобия достигла пика из-за успеха русской армии в закаспийском регионе, когда судьба Афганистана висела на волоске[525]. Елена Петровна писала жительнице США мисс Берр, которая жаловалась на пропавшие письма: «Ура могущественной, бесстрашной, непобедимой старой Англии! Грозный царь зверей, британский лев, видит очертания русского медведя даже в складках платья русской старухи, прижимает уши, нервно бьёт хвостом и рычит – есть отчего исполниться уважения к силе Великобритании»[526]. Под влиянием этих подозрений многие из местных жителей приняли решение повременить с вступлением в Теософское общество[527].