Его кровавый проект - Грэм Макрей Барнет

— Если б мы приняли такую версию событий, разве не свидетельствовала бы она о потере рассудка даже сильнее, чем выдвинутая ранее?

Мистер Томсон слегка улыбнулся адвокату, сознавая, что тот пытается спасти дело от последствий его показаний.

— В случае простого нападения на сексуальной почве преступника, не способного контролировать свои основные инстинкты, можно признать, а можно и не признать полностью ответственным за свои действия. Однако данный случай необычен не самим характером преступления, а лицемерным характером заявлений подсудимого после преступления. Если б он открыто признался в мотивах своего нападения, его можно было бы счесть, как вы сказали, нравственно помешанным, поскольку он не сознавал бы, что его действия порочны. Однако, фабрикуя альтернативное объяснение — объяснение, призванное облачить его поступки в наряд добродетели, — преступник выдает осознание постыдной природы своей истинной цели. Это сокрытие истинных мотивов убийств выдает его осознание того, что он поступил неправильно. Несчастные, находящиеся в состоянии нравственного помешательства, полностью не способны отличить правильное от неправильного. Они искренне верят, что оправданы любые грязные дела, какие бы они ни совершили. Однако в данном случае мотив, о котором заявил обвиняемый, говорит не только о желании скрыть истинную цель нападения, но и о способности обманывать и лицемерить, каковой не обладают те, кого можно счесть невменяемыми.

— И все-таки, — сказал мистер Синклер, доблестно пытаясь спасти своего подзащитного, — если б версия событий, изложенная подсудимым сразу после нападения, была бы точной, вы бы сочли его безумным?

— Счел бы.

— А поскольку ни вы, ни один другой свидетель не присутствовали при нападении, вы не можете решительно утверждать, что рассказ подсудимого менее правдив, чем версия, предложенная вами.

— Вы совершенно правы, сэр, указывая, что я там не присутствовал. Однако предложенная мной версия событий более точно согласуется с вещественными доказательствами дела. Будь мотивы подсудимого таковы, как он утверждает, у него не было бы причин наносить столь ужасные раны несчастной мисс Маккензи. Даже если б он чувствовал необходимость ее обуздать, прежде чем затаиться в ожидании ее отца, хватило бы удара по голове, чтобы лишить ее сознания. Вместо этого он предпочел зверски ее изнасиловать. Я не вижу никакой связи такого поступка с заявленным желанием избавить своего отца от страданий, которые тот предположительно терпел от мистера Маккензи.

— Но вы должны признать, что возможна другая интерпретация действий подсудимого?

— Другая интерпретация возможна, но она не согласуется должным образом с фактами этого дела.

Тут мистер Синклер вернулся на свое место, и лорду судье-клерку пришлось спросить его, закончил ли он допрос. Корона отклонила возможность допросить свидетеля, и мистера Томсона отпустили. Суд сделал перерыв до вечера, когда перед присяжными должны были сделать заключительные заявления.

Итоги, подведенные Короной, заняли не больше часа и были изложены мистером Гиффордом «с таким самодовольным видом, который вполне мог оттолкнуть некоторых присяжных». Прокурор попросил присяжных обращать внимание только на факты данного дела. Родрик Макрей совершил свои действия преднамеренно — о чем свидетельствует тот факт, что он явился в дом Маккензи вооруженным — и убил трех невинных людей, совершив «неистовое, крайне зверское деяние».

— Мистер Синклер попытается ввести вас в заблуждение, — сказал мистер Гиффорд. — Он попытается описать своего подзащитного как имбецила, разговаривающего с собой и слышащего голоса, которые звучат в его голове.

Он напомнил, что хотя подсудимый мог время от времени вести себя эксцентрично, ни один свидетель — за исключением Энея Маккензи — не захотел показать, что тот был безумным. А мнение мистера Маккензи (чего бы оно ни стоило), похоже, основано лишь на понятной неприязни к подсудимому и на том, что подсудимый иногда некстати смеялся.

— Вот что я скажу вам, джентльмены: если б только это и требовалось, чтобы поставить диагноз «безумие», мы все находились бы в психиатрической лечебнице. Но я предлагаю вам придать куда большее значение свидетельству миссис Кармины Мёрчисон, которая показала, что, когда она беседовала с Родриком Макреем всего за несколько минут до совершения им преступления, он был, по ее словам, «совершенно разумным». Мы слышали, — продолжал он, — занимательный диалог мистера Томсона и мистера Синклера о мотивах этих преступлений и их выводы относительно состояния рассудка подсудимого. Тем не менее, какой бы неоспоримо захватывающей ни была их дискуссия, они танцуют на острие иглы[55].

Потом прокурор вновь перечислил различные инциденты, случившиеся между мистером Маккензи и отцом подсудимого, достигшие высшей точки в изгнании семьи Макрей из дома.

— И все это дало мотив для действий обвиняемого; мотив, но не оправдание. Мы слышали также, что обвиняемый питал некие романтические чувства к Флоре Маккензи — чувства, выражавшиеся им в непристойнейшей манере. Возможно, то, что она его отвергла, способствовало враждебности, которую он испытывал по отношению к семейству Маккензи. Да, хотя мы действительно не знаем — не можем знать — истинных мотивов нападения, это, джентльмены, и неважно.

Мистер Гиффорд сделал паузу, прежде чем произнести свои заключительные слова.

— Я напомню вам факты: Родрик Макрей отправился вооруженным в дом мистера Маккензи с намерением совершить убийство, и он его совершил. Сам подсудимый, как мы уже слышали от многочисленных свидетелей, не делал никаких попыток снять с себя бремя вины — и вы тоже не должны этого делать. Если вы питаете какие-то сомнения в его здравом уме, мы выслушали не одного, а двух опытных специалистов, имеющих куда большую квалификацию, чем вы или я, чтобы выносить суждения по данному вопросу. Мы выслушали сперва доктора Гектора Мунро, человека с огромным опытом в общении с преступным миром и явно знающего, как выглядят признаки безумия. Его вердикт: Родрик Макрей не только полностью владеет своим рассудком, но он «один из самых умных и красноречивых» из обследованных доктором людей. Мы имели также честь выслушать мистера Джеймса Брюса Томсона, который — вы должны иметь это в виду — был свидетелем со стороны защиты; человека, чьи знания и опыт в данной области неоспоримы. И каково его заключение? Родрик Макрей полностью владеет своим рассудком, он всего лишь злой и лицемерный человек. И, наконец, у нас есть заявление самого подсудимого, написанное по доброй воле: «Я в здравом уме». Джентльмены, единственный человек в зале суда, который верит (или заявляет, будто верит), что подсудимый безумен, — это мой коллега, мистер Синклер. Но его вера противоречит свидетельским показаниям, представленным суду.