Сперанский - Владимир Томсинов

В течение всего пути полицейский чиновник относился к изгнаннику с явным почтением. И Михайло Михайлович не остался в долгу. 23 марта в 8 часов утра кибитка прибыла в Нижний Новгород. Сперанский в первом же отведенном ему пристанище сел писать письмо императору Александру; закончив его, набросал записку министру полиции Балашову: «Примите, милостивый государь Александр Дмитриевич, истинную благодарность мою за доброго товарища и спутника, коего вы мне дали. Ежели бы к тому понятию, которое вы о нем имеете, мог я что-нибудь присовокупить, то осмелился бы рекомендовать его вам как чиновника отличного, умного и усердного. Повергните меня к стопам государя императора и примите на себя труд вручить письмо при сем прилагаемое».

Больше всего Сперанского беспокоила тогда судьба многочисленных рукописей, оставленных им в своем кабинете. Михайло Михайлович обратился к государю с просьбой позаботиться о том, чтобы они не пропали. Особое внимание он просил проявить к рукописям «плана всеобщего государственного образования (введения к уложению государственных законов)». С этим «планом» Сперанский связывал главную причину своего изгнания из столицы и с государственной службы. Он писал императору Александру: «Единственное благодеяние, о котором я осмелился бы просить в настоящее время, это не позволять, чтобы бумаги, захваченные в моем кабинете, были разрознены или затеряны… Они двух родов. Одни относятся к плану государственного образования, составленному под вашим руководством и по вашему непосредственному приказанию. Подлинник этого плана должен находиться в кабинете Вашего Величества, а французский перевод его был вручен в то время по вашему повелению принцу Ольденбург-скому. Этот труд, Государь, первый и единственный источник всего, что случилось со мною, имеет слишком важное значение для того, чтобы допустить смешение его с другими бумагами и дать ему валяться в канцеляриях министерства… Это моя собственность, самая священная и, быть может, самая значительная. Было ли бы справедливо, если б я лишился ее» (курсив мой. — В. Т.)[1]. Сперанский не знал, что император Александр уже проявил к его бумагам свой интерес: 20 марта он сформировал специальную комиссию для их разбора.

Приведенное письмо Сперанского — первое из многочисленных его посланий к Александру I, написанных им во время пребывания в ссылке. Изгнанный императором из столицы, лишенный власти и чести реформатор станет писать его величеству письмо за письмом: все будет доказывать ему что-то, просить о чем-то. Многое будут выражать эти послания опального сановника: обиду, укор, надежду на то, что прошлое может вернуться, и вместе с тем его желание определить свое положение, которое не только обществу, а и ему самому не могло не представляться странным.

Увольнение Сперанского от должностей и высылка его из столицы не были оформлены никаким официальным указом. Сохранили молчание об этом незаурядном событии и тогдашние российские газеты, призванные сообщать об увольнении со службы всякого, в том числе и мелкого чиновника. Ситуация несколько прояснилась 3 апреля 1812 года, когда императорским указом было, как о том писалось в газетах, «высочайше повелено статс-секретарю Государственного Совета тайному советнику Оленину как старшему из статс-секретарей править должность Государственного секретаря впредь до дальнейшего Высочайшего приказания». Спустя 6 дней — 9 апреля — на место госсекретаря был назначен вице-адмирал Александр Семенович Шишков. На следующий день в консисторию Абовского университета была отправлена из канцелярии Государственного совета бумага, в которой говорилось, что так как государственным секретарем назначен Шишков, то его величество «находит, что Сперанский уже не может быть канцлером университета, почему консистории следует приступить к выбору нового лица на эту должность».

В апреле 1812 года перестало пустовать и другое немаловажное в государственном управлении место, занимавшееся прежде Сперанским, — должность директора Комиссии составления законов. 13 апреля в эту комиссию прибыл князь П. В. Лопухин, который 30 марта был назначен председателем трех департаментов Государственного совета: законов (вместо В. П. Кочубея), государственной экономии (вместо Н. С. Мордвинова) и военных дел (вместо А. А. Аракчеева). С 1 января 1810 года князь занимал в этом органе должность председателя департамента гражданских и духовных дел. Собрав сотрудников Комиссии законов, Лопухин объявил им, что «по председательству его во всех департаментах Государственного совета, в том числе в департаменте законов, его императорское величество за благо признал вверить ему управление комиссии законов, с тем чтобы он вошел в рассмотрение всех обстоятельств, изъясненных в поданной ему записке от действительного статского советника Розенкампфа и чтобы комиссии дано было надлежащее движение в производстве ее дел». В то время, когда директором Комиссии законов являлся Сперанский, все разработанные чиновниками данной комиссии для рассмотрения в Государственном совете документы поступали сначала именно ему. Князь Лопухин ввел 11 мая 1812 года новый порядок: бумаги Комиссии законов, предназначенные для обсуждения в Государственном совете, должны были рассматриваться сперва особым советом из Г. А. Розенкампфа, Я. А. Дружинина и А И. Тургенева.

Никаких распоряжений не было сделано императором относительно должности товарища министра юстиции, которую с 16 декабря 1808 года занимал Сперанский. Эта должность как будто сама растворилась: никакого указа о ее ликвидации Александр I не издал, но до конца его правления в Министерстве юстиции не будет товарища министра. И при Николае I он появится не сразу, а лишь спустя полтора года после его восшествия на престол: 24 апреля 1827 года товарищем министра юстиции будет назначен князь А. А. Долгорукий.

Статус изгнанного из столицы Сперанского несколько прояснился, когда составлялся список высшим гражданским чинам Российской империи. Публиковался он в те времена от герольдии. И вот при составлении такого списка на 1813 год у герольдмейстера Грушецкого возникло затруднение, а именно: показывать ли в нем Сперанского, ведь он занимал до этого несколько высоких должностей и хотя в настоящее время от них уволен, об увольнении этом Правительствующему Сенату не дано именного высочайшего повеления. Министр юстиции И. И. Дмитриев внес данный вопрос в Комитет министров, который действовал тогда в связи с отсутствием императора в столице с особыми полномочиями. И Комитет, поразмыслив, принял следующее решение: «Сперанского в изготовляемый список не вносить, поелику он ни при должностях не находится, ни при герольдии не состоит». Таким образом, об увольнении Сперанского с государственной службы и в этом случае ничего сказано не было.

Тот факт, что Сперанский был уволен от должностей только фактически, а по юридическому своему статусу отставленным от службы не считался, будет подтвержден в 1839 году записью в дипломе на его графское достоинство, сделанной на основании распоряжения Николая I. Не терпевший малейших неточностей в документах, император прикажет записать в этом дипломе, что с 1812 по 1816 год Сперанский «находился вне службы», и ничего больше!

Решив обойтись при изгнании Сперанского из столицы и с государственной службы без официального указа, Александр I тем не менее распорядился сообщить нижегородскому гражданскому губернатору Андрею Максимовичу Руновскому условия пребывания опального сановника в Нижнем Новгороде. 26 марта Руновский получил от министра полиции Балашова следующее уведомление: «К вашему превосходительству явится чиновник С.-Петербургской полиции надворный советник Шипулинский, а с ним вместе, по высочайшему повелению, прибудет в Нижний Новгород и г. тайный советник Сперанский. Государь Император, определяя Нижний Новгород местом пребывания тайного советника Сперанского, высочайше повелеть мне изволил поручить вашему превосходительству: 1) дабы вы имели бдительное наблюдение, чтобы переписка г. Сперанского была доставляема сюда, для доклада Государю Императору; 2) чтобы доносили вы о всех тех лицах, с коими он будет иметь тесную связь, знакомство или частое обращение; 3) доносить обо всем в отношении к настоящему положению его, что может быть достойно примечания. Впрочем Государю Императору благоугодно, дабы тайному советнику Сперанскому во время пребывания его в Нижнем Новгороде оказываема была всякая пристойность по его чину».