Миноносец. ГРУ Петра Великого - Константин Радов

Свое ядро – вот что это было.

Приотставший Ванька Зюзин вместо атаки гребет к нам, чтобы подобрать уцелевших. Линейный корабль меняет галс. Оказавшиеся под дулами пушек гребные суда разбегаются во все стороны, как плотва от щуки. Дьявол, неужели уйдет?! Где вторая пара? Волны невелики, но когда голова на одном уровне с ними, лодку вдали не увидать.

Ванька осторожно, кормой вперед, чтобы никто не задел снаряженную мину, подает вельбот, матросы протягивают руки – и тут мощный удар грома пронизывает водную толщу, сотрясая плоть до мозга костей.

Меня выдергивают из моря, как морковь из грядки. Втягивают на борт моих гребцов. Всех, кто остался жив. Слабость, охватившая члены после удара, постепенно проходит. Опираясь на чужие плечи, встаю. Вот теперь видно. Видно, как «Померания» прямо на глазах оседает в воду, все сильнее кренясь на левый борт. Опрокинуться не успевает, так и тонет в косом положении. Верхушки мачт остаются торчать из воды, за них цепляется несколько фигурок, другие плавают возле. Шведский галиот и несколько шхерботов вместо того, чтобы улепетывать на всех парусах, устремляются на помощь тонущим – и вместе с ними становятся добычей наших галер.

Со времен Полтавы приглашение пленных офицеров на праздничный ужин по случаю победы стало правилом хорошего тона. Лейтенант с «Померании», голштинский немец, после третьей чаши разговорился и начал строить догадки:

– Полагаю, в крюйт-камеру попала бомба. Остается не совсем понятным, почему нас в таком случае не разнесло на мелкие части. Возможно, еще раньше мы получили пробоину ниже ватерлинии, отчего большая часть пороха намокла и не взорвалась. Каким бы прискорбным для королевского флота ни был исход сегодняшнего боя, можно считать, что Фортуна оказала нам величайшее благодеяние.

Другие шведы внимательно слушали. Мы с князем переглянулись, скрывая усмешку. Гипотеза, выдвинутая единственным уцелевшим офицером флагмана, заслуживала всяческой поддержки. Я дружественно улыбнулся недавнему врагу:

– Совершенно с вами согласен, дорогой лейтенант, и хочу высказать искреннее восхищение вашим умом и проницательностью. С такими качествами вы, несомненно, станете адмиралом. Жаль, что наш достойный противник, вице-адмирал Шёблад, не может их оценить.

– Его Превосходительство был настолько огорчен неудачей, что не принял никаких мер к спасению, когда корабль начал тонуть. Прими, Господь, его душу. – Лейтенант возвел глаза к небесам. – Надеюсь, король сделает неизбежные выводы из результатов этой баталии и склонится к миру. Чем скорее закончится война, тем раньше я получу свободу.

– Приятно видеть, что наши стремления совпадают. Давайте, господа, выпьем за мир!

За офицерскими столами в этот раз подавали итальянское вино из бочки, что я подарил Голицыну, поэтому к концу ужина мы с ним еще находились в здравом уме. Сбережение тайн следовало обсудить конфиденциально.

– Еще раз поздравляю с успехом, граф! Ты точно уверен, что не стоит наказывать канониров?

– Конечно. Смотри, Михаил Михайлович, они в корабль-то на такой дистанции один раз из трех попадают, а уж в вельбот – под смертной казнью не попадут, если даже нарочно прицелятся.

– А вот не целясь, видишь, попали.

– Это не их вина или заслуга. Хотел я под свежим впечатлением идти морды бить виноватым… Остыл и понял, что до истинного виновника не достать. Да и ладно. Не убил же, в конце концов. Только припугнул. Или предупредил о чем-то. «Не бойся неприятеля, своих надо бояться» – так, наверно?

– Не поминай Его всуе, лучше поблагодари. Шведы в горячке боя не поняли, чем их атаковали. Грешат на артиллерию, и фон Менгден тоже на свой счет корабль записать норовит!

– Пусть. Хорошо бы даже наградить непричастных, для подтверждения сей версии. А правду знать будем мы да государь – и хватит. Кондрату Екимову, который у минеров главный, я строжайше наказал следить, чтобы люди не болтали. Считая всю мелюзгу, больше сотни судов толклись в проливе – кому какое дело, что две лодки к «Померании» подошли? Тем более вторая мина не сработала.

– Почему – разобрался?

– Завтра посмотрю, на свежую голову. Осечка, всего скорее, или порох намок. Как ни стараюсь, безупречной надежности пока нет.

– И так неплохо получилось. Подобным манером можно целый флот в гавани утопить – ночью или в тумане. Но только один раз, потом беречься будут.

– Думал я об этом. Из тех кораблей, что нас за проливом сторожат, две трети – английские, их гавань – Портсмут. Далековато выйдет. А в открытом море… Как применить мины в эскадренном бою? Оружия, годного на любую оказию, не бывает. У всякого своя сила и своя слабость.

Напрочь отбив у неприятеля охоту соваться в шхеры, мы не пошатнули его господство на глубокой воде. Каждый владел своей частью моря. Сей искусственный эквилибриум сохранялся только благодаря королю Георгу. Без чужой помощи шведы не защитили бы даже Стокгольм: грозный когда-то флот пришел, по недостатку денег, в бедственное положение. Только десяток линейных кораблей способен был выйти в море, такое же количество требовало дорогостоящей тимберовки, еще нескольким, уже ничто не могло помочь. Наши шпионы сообщали из Карлскруны, что матросы плохи и голодают; иные кормятся подаянием, а денежного и хлебного жалованья не получали полгода.

Читая подобные донесения, как было не помянуть добрым словом британское политическое устройство? Сколько ни исходили желчью королевские советники, ратуя за войну с Россией, – парламент субсидий не давал. На посылку эскадры в Балтийское море – и то со скрипом. Адмирал Норрис больше не предпринимал наступательных действий, словно его воинское честолюбие насытилось сожжением бани на русском берегу. Лето тем временем клонилось к концу, и все обстоятельства указывали, что в нынешнюю кампанию новых пакостей с неприятельской стороны можно не опасаться. Голицын испросил у государя позволение вернуться в Санкт-Петербург для ремонта поврежденных в бою галер. Повреждения и впрямь были знатные, хотя сдается мне: если бы не стратегический тупик, князь Михаил нашел бы способ исправить их на месте.

Угроза вражеского наступления на суше становилась все более призрачной. Воевать чужими руками возможно, но если вы желаете еще и на чужой счет… Союзные монархи только из вежливости не покажут фигуру, в которую самопроизвольно сложатся их пальцы. Везде, от Парижа до Константинополя, посланцев Георга постигло разочарование: драться с русскими охотников не находилось. Морское противостояние мы могли бы выдерживать сколь угодно долго, избегая прямых столкновений с Royal Navy и постепенно наращивая линейный флот. Забавно, что изрядная часть доходов на его строение получалась от торговли с Англией, а снаряжение враждебной эскадры, в свою очередь, зависело от поставок русской пеньки, смолы и леса.

Отдохнуть после похода не вышло: за время моей отлучки из Петербурга скопилось великое множество нерешенных дел. Большей частью – непростых, требующих вникать и думать. Даже торжественный ввод в Неву пленных фрегатов происходил без меня. Только устранишь препоны в заводской работе – зовут разбирать завалы в коллегии. Едва успеешь отправить в Архангелогородскую губернию команду для новопостроенного корабля – Ефим Никонов напоминает, что собирались вместе испытывать водолазный колокол у Котлин-острова. Вынырнешь со дна морского – приносят ландмилицкие депеши, и пытаешься по справедливости рассудить людей, до которых две тысячи верст… В общем, ко дню Покрова Богородицы, не раньше, удалось ввести сей поток в спокойное русло. Однако вести, полученные из Лондона, спокойствие нарушили. Более того – заставили воспользоваться правом прямого доклада государю.