Стеклянная женщина - Кэролайн Ли

Он теребит прядь ее волос.

– Помнишь, как описывается в «Саге о людях из Лососьей долины» Гудрун, дочь Освивра? «Среди женщин, выросших в Исландии, она была первой по красоте и уму»[19]. Но на самом деле все не так. Это ты.

– Что я?

– Самая красивая женщина в Исландии.

– Насмехаться жестоко.

Лицо его серьезно.

– А ума в тебе вдвое больше, чем красоты.

Она отворачивается.

– Вовсе нет. А ты льстец.

– Я говорю правду. – Он снова склоняется к ней.

Она делает шаг назад.

– Я… – Кто? Замужняя женщина? Обманщица? Убийца? Внутри у нее все сжимается, когда она вспоминает кровь Анны. Целые лужи крови. – Я не могу…

– Я знаю, – понуро говорит он.

Она чувствует на своем лице его дыхание, чувствует, как колотится его сердце. Обнять его – что может быть естественней? Падать будет легко: земное притяжение тянет ее вниз. Нужно уйти. Нужно прогнать его. Нужно позвать мужа. Она берет его за руку, прижимается к ней щекой и закрывает глаза.

– Прости меня.

Она и сама не знает, у кого и за что просит прощения. Однако слова эти надламывают что-то у нее внутри. Она кладет руку ему на грудь.

Под ее ладонью трепещет его сердце.

Дыхание его горячо. Он целует ее губы, щеки, нос, волосы, веки, шею. Между поцелуями он шепчет:

– Никогда… не… оставляй… меня.

Она смеется и целует его в ответ. Его прикосновения проникают сквозь одежду, и она, несмотря на разделяющие их слои ткани, чувствует себя обнаженной. Губы его теплы и солоны. Она с жаром целует его, все больше ужасаясь своему поступку.

Наконец она вскрикивает и отталкивает его.

– Нет! Я…

– Ты верна мужу. – Он со вздохом касается губами ее лба. – Не страшись за свою невинность, прекрасная дева. Я буду спать у твоих ног, как верный пес.

– Глупый! – смеется она. – Что-то мне подсказывает, пес, что ты захочешь среди ночи забраться ко мне под одеяло. Но собакам полагается спать отдельно.

Он обиженно поскуливает и хочет лизнуть ее в щеку.

– Поди отсюда! – Она подталкивает его к соседней постели. Он разочарованно ворчит, но потом она слышит, как он ложится.

По его дыханию она понимает, что он еще не спит, и поеживается: лицо ее до сих пор горит от его поцелуев. Но она не станет играть со смертью. Она лежит в темноте, и кожа ее пылает.

Наконец она забывается сном. Ветер снаружи утихает.

В сумеречные часы, когда ночь сменяется утром, земля вздрагивает, и на море трескается лед. Покачиваясь на волнах, на поверхность всплывает тело.

Рука его как будто машет из воды.

Стиккисхоульмюр, ноябрь 1686 года

Когда Анну вытаскивают из моря, лицо ее выглядит жутко. Под полупрозрачной кожей просвечивает сеть голубых вен. Губы почернели, полураскрытые глаза пусты, как небо. Сизая рана вдоль всего живота выглядит еще страшней; впрочем, никто не разглядывает ее пристально и поэтому не замечает, что из утробы вытащили плод. У Роусы перехватывает дыхание, когда Йоун вносит тело в baðstofa. Взволнованные и перепуганные сельчане, шумно перешептываясь, входят следом.

Роуса помнит, как нежная и теплая кожа Анны расходилась под ножом. Помнит, как лезвие, преодолев сопротивление, внезапным омерзительным рывком пропороло плоть. У нее скручивает внутренности.

Всхлипывая, Катрин снова и снова целует бледные щеки Анны.

Старуха Гвюдрун подходит ближе и всматривается в тело широко раскрытыми от ужаса и лихорадочного возбуждения глазами.

– Гнилью не пахнет – стало быть, в море она пробыла недолго. Но умерла-то несколько месяцев назад!

Пьетюр и Йоун обмениваются взглядами. После этого Пьетюр велит всем выйти вон и начинает выталкивать собравшихся за порог, на вечерний холод. Bóndi должен оплакать жену, говорит он.

– Да ее никак убили! – кричит Олав.

Пьетюр поднимает ладони.

– Не беспокойтесь, мы отыщем злодея.

Злодея. Йоун никогда не признается в том, что первая жена ушла от него, а потом вернулась с чужим ребенком в утробе. Роуса с содроганием осознает, что им нужно будет кого-то обвинить. Она переводит глаза на Йоуна, надеясь, что тот развеет ее опасения, но он не решается встретиться с ней взглядом и смотрит на Пьетюра. Тот косится на Роусу и приподнимает брови в немом вопросе. Йоун медленно кивает, плотно сжав губы.

Роуса отступает назад, пока не прижимается спиной к дерновой стене. Где Паудль? Должно быть, на улице вместе с остальными. Она думает о Сигридюр, которая осталась далеко-далеко, в тесном домишке в Скаульхольте, и подавляет всхлип.

Катрин по-прежнему стоит, склонившись над Анной, плачет и сжимает ее холодные руки. Роусе хочется обнять ее, но стыд и чувство вины пригвождают ее ноги к полу.

– Как так? – бормочет Катрин, не отрывая взгляда от тела. – Она была… Йоун, ты же сказал мне, что она умерла несколько месяцев назад. От лихорадки. Но… кто это сделал? Как?

В воздухе повисает свинцовое молчание. Мужчины переглядываются, и теперь уже Йоун переводит глаза на Роусу. От этого разговора приподнятых бровей и стиснутых губ сердце ее падает в бездну.

Наконец Пьетюр вздыхает.

– Уму непостижимо.

– Ты же объявил, что она умерла, – шипит Катрин. – Сразу после солнцеворота.

Йоун разводит руками. Он даже не краснеет.

– Ты ее похоронил. Ты для нее могилу на холме вырыл. Я приносила цветы…

– Она ушла, – прерывает ее Пьетюр. – Оставила своего любящего мужа…

Катрин фыркает.

– …и мы так ее и не нашли. Что же еще нам оставалось думать? Мы решили, что она умерла.

– Если бы ты и впрямь ее любил, Йоун, – сердито чеканит Катрин, – ты бы продолжал искать. Всегда. Но ты, похоже, вовсе и не горевал.

Роуса представляет, как Катрин каждый год выходит из дому в метель и разыскивает в снегу следы давно умершей Доуры, которую земля поглотила много лет назад.