Влюбленная вдова - Кейси Майклз

Усилия Эбби не пропали даром. К большому ее удивлению, Джина оказалась на редкость хорошенькой девочкой, вернее, даже юной девушкой. По общему мнению, ей было лет пятнадцать-шестнадцать. С густыми, тяжелыми локонами медно-красных, вечно спутанных волос и тонкими, правильными чертами лица, она выглядела бы настоящей красавицей, если бы не эта ужасающая худоба и кости, просвечивающие сквозь пергаментно-серую кожу. Зубы у нее были хорошие, руки маленькие, а ноги, хоть и сбитые в кровь, такой прекрасной формы, что, если их немного подлечить, им позавидовала бы даже герцогиня.

В камине пылало огромное полено. Прогорев, оно с оглушительным треском обрушилось, подняв сноп искр, и этот звук нарушил установившуюся в комнате тишину, во время которой все участники недавней схватки приходили в себя, набираясь сил для нового сражения.

— Вы будете мамаша? — осведомилась наконец Джина. Ее блестящие глаза в упор смотрели на Эбби.

Эбби озадаченно посмотрела на нее.

— Мамаша? — переспросила она. — Прости, не понимаю…

Презрительно вздернув брови, девочка пробормотала себе под нос кое-что нелестное в адрес Эбби.

— Мамаша! — рявкнула она на всю комнату, словно предполагая, что вокруг нее одни глухие. — Леди аббатиса. Начальница этого вашего «Веселого дома»! А тот парень, что был с вами, верно, ваш дружок? Он у вас заместо вышибалы? Или бери повыше — альфонс?

Ахнув от возмущения, Салли Энн выронила щетку и, подскочив к девушке, обеими руками зажала ей рот.

— А ну замолчи немедленно! Да как твой поганый язык осмелился произнести подобное?! — разъярилась она. — Эта дама, с которой ты говоришь, — ее светлость леди Уиллоуби! А его светлость — виконт Уиллоуби! Ишь чего вообразила! Как тебе не стыдно, девчонка! Принять нашу леди за содержательницу грязного притона, а хозяина — за вышибалу! Так бы вот взяла сейчас мыло со щеткой да и выскребла твой мерзкий рот!

Джина отшвырнула от себя Салли Энн с такой легкостью, словно ей было не впервой себя защищать, потом вскочила на ноги и смерила перепугавшуюся горничную свирепым взглядом.

— Только дотронься до меня своими тощими ручонками еще раз, драная кошка, и я замотаю их тебе за уши да еще завяжу морским узлом! — угрожающе прошипела она.

Пригвоздив совершенно растерявшуюся от такого отпора Салли Энн к полу еще одним пылающим взглядом, Джина повернулась к Эбби. Та, вытаращив от изумления глаза, лишь молча переводила взгляд с одной девушки на другую, не в силах решить, правильно ли она все поняла. Но больше всего ее удивило то, как вдруг резко изменилась к лучшему речь Джины. Это было совсем уж странно — особенно если учесть ту ярость, с какой она набросилась на бедную горничную.

— Так, значит, бедное дитя, ты решила, что тебя привезли в публичный дом? — спросила Эбби. Джина, наступив на подол чересчур длинного платья, чертыхнулась, едва не растянувшись на полу. — Ох, Джина, мне так жаль! Прости… Кто бы мог подумать? Я просто хотела спасти тебя, вырвать из рук той ужасной женщины.

Перебросив подол юбки через руку, Джина небрежно отмахнулась от смущенно оправдывающейся Эбби и принялась расхаживать по комнате. Она что-то бормотала себе под нос, как будто рассуждала сама с собой, потом пару раз оглянулась на Эбби и снова принялась ходить из угла в угол, не обращая внимания на забинтованные ноги.

Под конец, видимо, приняв какое-то решение, девушка остановилась, смущенно помялась и, наконец, подошла к виконтессе. Сделала неуклюжий реверанс и, не поднимая глаз, пробормотала:

— Вы уж, пожалуйста, простите меня, ваша светлость. Знай я, что вы взяли меня просто так, не… не для какого-то клиента, я бы так не дралась. И не ругалась бы, вот те крест! Сначала-то я подумала — а может, и ничего? Может, так даже лучше? Потерпишь немного, девочка, зато не надо будет снова шляться по улицам. А вот навсегда превратиться в одну из этих тварей — нет, это не по мне! Но потом… как я подумала, что снова придется завязываться в узел да лупить глаза в небо, изображая слепую дурочку, как меня Чугунная Герта научила… Господи, да уж лучше прямо головой в Темзу, с самого высокого моста, да чтобы поглубже!

— Ох, мэм! — жалостливо простонала Салли Энн. Сердце у нее было доброе, и сейчас, забыв о своих обидах, она едва не расплакалась от жалости. Подойдя к Джине, она ласково погладила ее по плечу. — Ну-ну, не надо! Сейчас пойду приготовлю тебе комнату наверху, хорошо?

Как только за Салли Энн захлопнулась дверь, Эбби жестом предложила Джине сесть в стоявшее напротив кресло и долго всматривалась в лицо девушки.

— Где ты научилась так правильно говорить, Джина?

— Реджина, — поправила ее девушка, потом обвела взглядом гостиную и вздохнула: — Наверное, все это опять мне снится, да? Это просто сон, и скоро я проснусь. Чугунная Герта, как обычно, еще на рассвете поднимет меня пинком в зад и примется ворчать, что пора, дескать, за работу. Глаза у меня слипаются, потому что полночи шила для нее лоскутных кукол, и мне смертельно не хочется опять бежать на улицу. Да, наверное, это сон. — Девушка слабо улыбнулась. — Но тут уж я ничего не могу поделать.

У Эбби защемило сердце. Ей и самой в прошлом не раз приходилось оказываться в отчаянном положении, когда напрочь пропадало желание жить, и сейчас у нее просто душа разрывалась от сочувствия к этой странной девушке.

— Ты не хочешь мне рассказать, как случилось, что ты оказалась у Герты?

— Хорошо. Буду и дальше притворяться, что это не сон. Все лучше, чем снова говорить на этом ужасном воровском жаргоне и все время трястись от страха, как бы не выдать себя. Если бы кто-то пронюхал, кто я такая на самом деле, или хотя бы заподозрил, сколько мне лет, мне бы не жить, вы уж поверьте. Да меня бы прикончили в тот же день! Вы бы видели, как они перетряхивали мои жалкие пожитки, даже в туфли заглядывали, ей-богу! К счастью, у меня хватило ума обрезать волосы, пока на них кто-нибудь не позарился, не то я и до утра бы не дожила! Это Чугунная Герта меня спасла. Ее все боятся.

Взгляд девушки упал на тарелку с сандвичами, о которой все забыли. Похоже, голод все еще давал о себе знать, потому что в животе у нее заурчало. Прихватив пару сандвичей с ветчиной, она снова вернулась в кресло. И так, откусывая кусок за куском, принялась рассказывать о себе:

— Меня вырастили дядя и тетка. Жили мы в южном предместье Лондона, в Литл-Вудкоте, в пасторском доме, в одном из имений, принадлежащих Кенуордам, гореть им всем в… простите, ваша светлость. Как сказал бы мой дядюшка, будь он сейчас здесь, за последние месяцы мои манеры нисколько не улучшились.

— Кенуорды? — переспросил внезапно появившийся в комнате Кипп. Приветствовав учтивым поклоном жену, он хитро улыбнулся: — Простите, моя дорогая, но так уж вышло, что двери между нашими комнатами остались открытыми. Случайно я услышал несколько слов, и они показались мне настолько интересными, что я решил поприсутствовать при вашем разговоре. — Кипп повернулся к Джине, которую при виде его будто ветром сорвало с кресла. — Вы не о тех ли Кенуордах, которых я хорошо знаю? Возможно, речь идет о Джордже Кенуорде, графе Аллертоне?