Путь на Юг - Михаил Ахманов

Едва успев блокировать выпад, Одинцов отступил назад и поднес к носу влажную ладонь. Масло… Ну и хитрец! На ощупь жилистый, с тонкой костью и скользкий, как угорь. А на взгляд – совсем заморыш, метр сорок с кепкой, насколько можно разобраться в темноте… Однако не побоялся, клюнул на приманку! И напал, похоже, с голыми руками! Теперь для Одинцова было делом чести притащить в лагерь этакую редкую добычу.

Он присел, нашарил комок сухой земли и растер в ладонях. Потом, не поднимаясь и не выпрямляя ног, неожиданно прыгнул на врага, словно огромная лягушка. Тот явно не ожидал такой прыти от великана-соперника. Попытавшись увернуться, щуплый противник Одинцова получил сокрушительный удар в грудь и рухнул на землю. Довольный своей хитростью победитель склонился над ним, нащупал пульс на запястье. Жив, но в глубоком обмороке… Одинцов потянулся за ремнем, чтобы связать пленнику руки.

В этот миг что-то твердое и тупое – похоже, древко копья – сильно ударило его в затылок. «Кто же из нас был приманкой?» – мелькнуло в тускнеющем сознании Одинцова. Потом он провалился в темноту.

Перед ним плясал огонь. Гигантские пламенные языки взвивались ввысь, жадно лизали клочья тьмы и рассыпались рдевшими багрянцем искрами. Изменчивая и подвижная обжигающая стена отсвечивала алым и лилово-фиолетовым; на этом устрашающем фоне вились, прыгали, метались ярко-желтые сполохи – словно саламандры, играющие в огненной купели. Внизу, у подножия свистящего вала пламени, светились холмы углей – все, что осталось от мира Айдена и множества других миров, канувших в пылающее чрево Вселенной. Одинцов в ужасе зажмурил глаза. Наступал конец света. Армагеддон и Страшный суд!

Когда он снова поднял веки, жуткая огненная завеса превратилась в небольшой костер, а рев пламени – в негромкое шипение сухих трав и веток, которые подбрасывал в огонь невысокий, обнаженный до пояса человек. Поодаль, в полумраке, сидели еще пятеро; все – смуглые, сухощавые, небольшого роста. Рядом с ними распростерся на земле седьмой, держась за грудь, хрипя и охая; Одинцов узнал в нем своего недавнего противника.

Сам он лежал в полутора метрах от огня, уткнувшись щекой и носом в колючую пыльную траву. Руки его были со знанием дела связаны за спиной – локоть к локтю; щиколотки тоже стягивал ремень. Воин, следивший за костром, сидел напротив, и около него были свалены в кучу дротики. Поверх них валялся чель – его даже не вытащили из чехла. У всех пленителей Одинцова на кожаных перевязях висели короткие изогнутые мечи, бедра обхватывали полотнища ткани, когда-то нарядной и пестрой, а теперь превратившейся в бурое рубище. Присмотревшись к человеку напротив, ярко освещенному огнем, Одинцов заметил кое-что интересное. Ткань его набедренной повязки – или остатков туники – была красной в белую полоску.

Ксамиты! Ксамитские солдаты или лазутчики! Не шевелясь, он сквозь полуопущенные веки еще раз осмотрел людей и их жалкий скарб. Кривые короткие сабли… скорее кинжалы… дротики, не меньше дюжины… таким наверняка его и приласкали… бронзовые лица с орлиными профилями… и эти полосатые передники, самый верный признак! Да, это лазутчики или бойцы из отрядов легкой пехоты, одна из групп, уцелевших после разгрома ксамитского войска в холмах.

Нет, скорее не беглецы, а шпионы, решил Одинцов. Слишком уверенно держатся, не похожи на солдат, спасающихся после поражения. Он прикрыл глаза и, по-прежнему не шевелясь, не дрогнув не единым мускулом, стал внимательно прислушиваться к разговору. Почти бесполезная затея на взгляд непрофессионала, ибо ксамитского языка он вроде бы не знал. Но диверсанты высокого класса – а полковник Одинцов был среди них не из последних – владели деликатным искусством, позволявшим и в подобных ситуациях извлечь толику сведений. Сколь многое может сказать опытному человеку интонация! Или тембр голоса, частота дыхания, интенсивность звука!

– К’хид оритури, – услышал Одинцов негромкие слова.

– Эдн кимра митни г’рат ос пратан.

Ответ был таким же тихим, а голос говорившего – высоким и тонким, как у подростка.

«К’хид умирает, – мысленно отметил Одинцов. Потом так же автоматически перевел другую фразу: – Да будет милостив к нему Эдн в южных пределах».

Он понимал язык этих людей! Словно какой-то переключатель щелкнул в голове – гортанная ксамитская речь стала понятной и ясной, как будто он с детства изучал этот язык! Одинцов едва сдержал улыбку. Ай да Рахи! Ну и полиглот! Какие еще сюрпризы может преподнести его память? Впрочем, многие офицеры знали ксамитский, язык иcконных врагов Айдена. Рахи, значит, не был исключением… не только дрался, пил и бегал за столичными шлюхами, подумалось Одинцову. Теперь ему казалось удивительным другое: как его разум сумел использовать часть знаний своего предшественника. О, если бы память Рахи была полностью доступна ему! Возможно, это дело будущего…

– Отошел, – прервал размышления Одинцова гортанный голос, принадлежавший тощему жилистому воину со злым лицом. – Рыжий пес проломил К’хиду ребра.

«Дьявольщина! Перестарался-таки!» – Одинцов сообразил, что речь шла о нем – ксамиты звали рыжими собаками всех обитателей Айдена.

– Бой у них был честным, – заметил сидевший у костра смуглолицый здоровяк. – И этот парень не похож на айда… кожа и волосы у него потемнее. Может, он из шайки северных варваров? Из тех, что ездят на огромных рогатых скакунах, ловко стреляют и размахивают своими дурацкими копьями? Вон, у него было такое же…

Воин пренебрежительно ткнул веткой чель Одинцова. Шестиноги и арбалеты хайритов явно внушали ему уважение, но странный предмет, не то копье, не то секира, казался неуклюжим и никудышным оружием. Очевидно, этот ксамитский ратник не был в холмах и не видел, как северяне изрубили фалангу копьеносцев.

– Все равно, он рыжий скот, – непримиримо произнес тощий. – Всем им надо обрубить жадные лапы… чтобы не тянули их к священным Вратам Юга… Эдн дарует блаженство только верным!

– Правильно, – заметил один из ксамитов, сидевших рядом с телом покойного. У этого подбородок украшала редкая бородка. – Юг только для детей великого эдора, и рыжие шерры не перешагнут его границ! – Он свирепо оскалился и плюнул в сторону пленника. – И этот пес получит свое за смерть К’хида! Я сам…

– Тихо! Тихо, болтливые обезьяны! – раздался высокий голос, который Одинцов уже слышал раньше. Но теперь он с изумлением понял, что голос этот принадлежит женщине. У нее единственной из шестерых плечи прикрывала драная накидка.

– Да, Р’гади. Как прикажешь, госпожа, – почтительно произнес тощий, и мужчины замолчали, лишь бородатый скрипнул зубами. Тощий со злым лицом и двое разведчиков, не проронивших ни слова, растянулись на земле.

Бородатый сидел, бросая убийственные взгляды на Одинцова, по-прежнему изображавшего беспамятство.

Внезапно женщина легко поднялась и запрокинула голову к звездному небу. Невысокая, с точеной фигуркой, она казалась статуей из бронзы, чуть подсвеченной пламенем костра. Бросив взгляд на пленника, она обошла огонь и двинулась в степь, словно по волшебству становясь выше и выше с каждым шагом. Одинцов, удивленный, чуть пошире приоткрыл глаза, но через мгновение сообразил, что Р’гади взбирается на невысокий холм, прикрывавший костер и бивуак ксамитов со стороны айденского лагеря.