Собрание сочинений в десяти томах. Том 7 - Юзеф Игнаций Крашевский

Пан Драминский занялся раскладыванием вещей, а главное, распоряжениями насчет обеда, Адольфина отвела Мартиньяна в сторону.

— Вы здесь для Люси? Признавайтесь! — сказала она.

— Но… я не видел ее вблизи ни разу.

— Стало быть, Мечислава нет? Еще не возвратился?

— Кажется, нет.

— Должны возвратиться и очень скоро. Я больна, доверяю ему и надеюсь, что не откажет мне в совете.

— Обратитесь к доктору Вариусу, он ведь знаменитость! — воскликнул Мартиньян.

— Да, — сказала, улыбнувшись, Адольфина, — вы, может быть, хотели бы, чтобы я вас за ним послала, чтоб вам пробраться к нему в дом и вздохнуть у ее порога.

Мартиньян опустил глаза.

— О, — сказал он, — я не этого хочу, мне хотелось бы только узнать, как она, лишь раз я видел ее в костеле бледную, заплаканную, и она ушла от меня. Орховская говорит, что Людвику окружают шпионы, что никто не имеет к ней доступа. Я давно уже здесь живу, а ничего не мог узнать. Вы были бы ангелом-хранителем…

— Буду ангелом-хранителем, — грустно ответила Адольфина, — потому что мне вас жаль, добрый, честный, верный первому чувству, пан Мартиньян; но имейте терпение. Если что узнаю, передам вам, ей буду говорить о вас… буду служить обоим… Мне жаль вас обоих, потому что я знаю, как болит сердце.

Целуя руку пани Драминской, Мартиньян посмотрел на ее осунувшееся лицо. Молодая женщина улыбнулась с состраданием.

— О, вы были бы благодетельницей, спасительницей! — воскликнул он с живостью. — Дело идет не обо мне… Кто же знает, что творится с нею! Эта неволя, шпионы, эта тюрьма… Бедная Людвика такая бледная, худая.

— А я? — спросила Адольфина.

— Не знаю… кажется, что еще хуже. Вам легко будет как даме, как больной проникнуть в тот дом, завязать отношения с ними.

— И приносить вам о ней известия, — закончила пани Драминская, — а ей о вас — понятно. За то вы будете развлекать немного моего Драминского, водить его и указывать, где он может пообедать и выпить. Я должна быть здесь, а мне не хотелось бы, чтоб этот добряк скучал. Увидите, какой славный человек этот Драминский и подружитесь с ним; он не любит одиночества и потому возьмите его под свое покровительство.

Мартиньян был счастливейшим из смертных, что имел кем заняться и еще за такую плату, какую обещала ему Адольфина, которая была немного догадливее Орховской и не считала его любовь таким большим грехом.

Он познакомился короче с паном Драминским, которого мучило только одно, что его Дольця постоянно хворала и от этого была немного капризна.

— Пусть себе посидит здесь, — говорил он, — лечится, пьет воду, купается и делает все, что выдумают доктора, лишь бы только выздоровела и повеселела. Пусть наймет Вариуса, попросит Мечислава, наконец, трех-четырех докторов, но только, чтоб они ее вылечили. А то просто на глазах у меня она тает… Худоба ужасная. Притом, может быть, город развлечет ее.

Мартиньян не только сам услуживал, но еще взял пана Пачосского, который считал себя счастливейшим, что мог своему идеалу или даже мужу идеала быть на что-нибудь полезным. Это вдохновило его, и в первый же вечер он написал в горацианском стиле стихотворение к Лидии, начинавшееся так:

"О звезда моя, на серых дней небе…"

На другой день, отдохнув немного, пани Адольфина Драминская поехала к Вариусам. Муж ее остался дома и пригласил Пачосского на партию в шахматы. Мартиньян тоже сидел у него, ожидая возвращения посланницы.

Поездка Адольфины к Вариусам показалась ему чрезмерно продолжительной; он постоянно бегал к окнам и тревожно высматривал. Но вот, когда уже пан Драминский в третий раз ставил поэту шах и мат, раздался стук экипажа и вскоре вошла Адольфина.

Пан Драминский уже начинал приходить в нетерпение и покрикивал, сидя за шахматами:

— А что же там говорили, душа моя? А?

Адольфина вошла, и в изнеможении опустилась на диван.

— Вариус не хочет меня лечить, — сказала она, — говорит, что, с тех пор как женился, отказался от практики, желая наслаждаться домашним счастьем. Нечего сказать — хорошее счастье! Люся в прострации, от нее нельзя добиться ни слова: сидит, смотрит в стену, ничего не слышит… Просто сердце разрывается. Этот старый мерзавец не отступает от нее ни на шаг. Не могла ни о чем расспросить ее, поговорить, обнять от чистого сердца.

— Но ведь это несноснейший человек! — молвил пан Драминский. — И ее мучит, и себя!

— Нарочно просидела долго, — продолжала Адольфина, — думала, что хоть на минуту вызовут его или он сам наконец догадается, что должен оставить нас вдвоем. Куда там! Вежливый, ласковый, чувствительный — не оставлял нас ни на секунду. Я узнала только, что Мечислав с женой возвращаются сегодня или завтра — писал к Людвике. Я думаю взять Мечислава, а он, если хочет, может пригласить себе товарища.

— Отлично! Отлично! Говорят, он превосходный врач и вместе с тем добрый наш приятель и человек с сердцем, — отозвался Драминский. — По крайней мере, ему можно будет довериться… Лучше всего подождать.

Адольфина покраснела при этих словах мужа и потом сказала:

— Приедут сегодня или завтра. Признаюсь, мне также хотелось бы увидеть молодую парочку.

— По крайней мере, она не болеет, — заметил муж, рассмеявшись, — а если и захворает, то у нее доктор под боком.

Пан Драминский долго смеялся над этой своей остротой, пошел конем не туда, куда следовало, потерял слона и получил мат.

Пачосский был счастлив, что ему удалось одержать победу в присутствии Адольфины.

Разговор этот не удовлетворил, однако, Мартиньяна. Пользуясь шумом, происшедшим по поводу шаха и мата, он начал расспрашивать Адольфину в полголоса.

— Люся, действительно, как бы снятая с креста или, скорее, пригвожденная к кресту, — сказала ему Адольфина. — Мне, невозможно было и двух слов сказать ей. Я, однако, устроила так ловко, что муж не слышал, — увидитесь завтра. Признаюсь вам, что если б муж мой держал меня в такой неволе, то я назло обманывала бы его. Узнайте, пожалуйста, о возвращении Мечислава и пришлите нам сказать, когда они возвратятся.

Мартиньян вскоре ушел и распорядился, чтобы ему дали знать немедленно о приезде кузена. В тот день, однако, хоть в доме и ожидали Орденских, они не приехали. Мартиньян имел только возможность убедиться, на какой панской ноге содержался дом.

На другой день довольно рано появился Мечислав на Францисканской улице, Орденские приехали после полуночи, и поэтому Мартиньян не получил известия, Орховская не помнила себя от радости. Она подвела Мечислава к окну, чтоб лучше рассмотреть. Мечислав переменился; казалось, он пополнел, но был бледен, глаза погасли, юношеская