Храм и рынок. Человек в пространстве культуры - Борис Васильевич Марков

и объединялись партии. В ходе политического размежевания во взглядах постепенно складывалась политическая и социальная дифференциация кафе и баров. Перестройка городов, появление широких улиц и площадей сделали возможными открытые кафе, которые были продолжением на улице или террасе основного помещения. Тут собиралась публика попроще, люди забегали выпить чашку кофе, отдохнуть или переговорить с друзьями. Для более длительного и интимного общения выбирались небольшие кафетерии на боковых улицах, где было меньше народу. Внутри кафе имелись стойка, где обслуживали быстрее, и столики, за которыми приходилось ждать дольше, зато была возможность сидеть и обдумывать свои мысли.

Становление философии разума нельзя понять без учета изменений способов жизни субъекта. Переход от средневекового иерархического, демонстративного общества к буржуазному сопровождался созданием новых «моральных мест»: театр, концерт, выставка, клуб, кофейня и т. п. В отличие от храмов здесь вырабатывалось новое коллективное чувство — здравый смысл и общий вкус, дискурсивизацией которых и были заняты литературные критики и философы. Ставка на разум мобильного индивидуума, движущегося по городу в поисках выгодных сделок, нуждающегося в коллективном обсуждении новостей экономической, политической и литературной жизни, привела к изменению архитектуры городов. Улицы распрямлялись, площади расширялись, дома благоустраивались, открывались уютные безопасные кафе и ресторанчики — все это обеспечивало торговлю, работу, коммуникацию, а также отдых людям, отдающим труду все свои силы. Можно только удивляться тому, что у философии разума был столь хорошо благоустроенный дом.

В XIX в. глубокие изменения претерпели жилища, ибо только теперь появились технологические возможности воплотить в жизнь идеи Просвещения о здоровом жилище. При этом была решена главная проблема отопления. Уатт — создатель паровой машины, применил пар для обогрева своего бюро еще в 1748 г. Однако широкое распространение паровое отопление получило в XIX в. Сначала отдельные здания, а потом и целые кварталы обогревались от одного котла. Это сильно упростило отопление и сделало его более безопасным и экономным. Уменьшился дым на улицах от печных труб, а в комнатах не стало угара. Зато возникла проблема уменьшения сквозняков, от которых страдали старые дома, и рациональной вентиляция, которая раньше не предусматривалась. С одной стороны, тепло уходило наружу, а с другой, свежий воздух не поступал внутрь помещений. Широкое использование стекла позволило увеличить размер окон, которые стали оборудоваться форточками. Благодаря открытию газового освещения в домах стало светлее, чем при свечах, однако газ был вреден и пожароопасен. После изобретения электрической лампы Т. Эдисоном эта проблема была окончательно решена. Сначала в Англии, а потом во Франции и Германии в конце XIX в. электричество освещало не только комнаты, но и улицы. Благодаря этому удалось снять зависимость жилья от дневного освещения и использовать безоконные помещения. Новые технологии удобно вписывались в уже существующие строения и приводили к широкомасштабным изменениям в градостроительстве. Подобно тому как подземка позволила расширить город до таких размеров, что он смог называться мегаполисом, создание лифтов подняло здания до самых облаков. Сначала они приводились в движение человеческой силой, потом паровой и, наконец, электрической машиной. Сегодня человек уже не замечает этих благ цивилизации и в считанные секунды поднимается с улицы на самые высокие этажи, опускается в подземный гараж, садится в машину и едет куда нужно. Необходимо отдавать себе отчет в том, как изменилось тело города и как изменились в результате этих инженерных решений наши тело и дух.

Изменение географии города благодаря скорости передвижения, изменение топографии жилища благодаря воплощению принципа комфортности были выполнением условий для реализации старой идеи индивидуализма. Но решение этой проблемы тут же породило другую: житель небоскреба остро ощутил свое одиночество и неукорененность. Поиски контакта и корней стали навязчивым неврозом людей XX столетия. При этом они уже не искали большой родины или иных абсолютных авторитетов, но ощущали тягу к своеобразной микропочве, к партикулярному миру и небольшим дружеским коллективам. Таков мир Пруста, состоящий из салонов, по которым кочуют индивиды в поисках интересных людей и дружеских связей. Вместе с тем литература XX в. наполнена очень странными персонажами, которые уже не удовлетворяются традиционными формами общения. Р. Барт считал переломным писателем Флобера. Действительно, Эмма Бовари является понятной для нас, но необычной с точки зрения прошлых ценностей героиней. Она непрерывно мечтает о любви и даже после того, как выходит замуж. Так позднебуржуазный роман чем-то становится похожим на лирику высокого средневековья. А между тем даже кажущиеся эротическими любовные романы эпохи Возрождения являются весьма умеренными и по-буржуазному упорядоченными. Но наиболее шокирующие изменения фиксируются писателями XX в. «Человек без свойств» Музиля, «В поисках утраченного времени» Пруста, «Улисс» Джойса — все эти романы намекают на гомосексуальные связи между людьми. Если романы между мужчинами и женщинами оказываются безнадежно трагическими (и кажется, никто лучше Чехова у нас это не показал), то, напротив, совместная жизнь гомосексуалиста и лесбиянки в «Выигрышах» Кортасара оказывается идеально дружеской и безоблачной. Если разрешенный секс ведет к трагедии, то осуждаемый и запрещаемый прежде секс, если не делает людей абсолютно счастливыми, то, по крайней мере, оберегает от страшных конфликтов, описанных Чеховым или Хемингуэем. Можно даже выстроить цепочку возможных отступлений от нормального брака XVIII столетия, где предполагалось равенство возраста, социального и экономического положения. Теперь героини ищут утешения либо со старцами, либо с мальчиками, они часто сбегают из дома с людьми более низкого социального происхождения (такую форму женской свободы защищал Фолкнер), традиционно социальные связи нарушаются во имя познания или духовной общности. Русские писатели выводят любовь из несчастья и показывают, как сломленные неудачей, разочарованиями люди вновь обретают почву в любви. И, наконец, признается такая форма укорененности, как гомосексуальная любовь и даже кровосмесительная связь, как у Музиля.

Литература XX в. одной из центральных тем имеет уход из дома, разрыв с семьей. Особенно он силен у американских писателей, и в частности в романе Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел». Разрыв с почвой и корнями — это новый тип социального движения, который сопровождал процесс городской революции: множество молодых людей уехало из провинции в поисках свободы, счастья, богатства, славы, но, главное, независимости от диктата семьи и традиций, от давления окружающих, слишком хорошо знающих друг друга и поэтому наносящих подчас невыносимо сильное морально-психологическое страдание. Тот, кто остался дома или, не выдержав, не осознав причин своего бегства, снова в большом городе попытался воссоздать респектабельную буржуазную семью и дом с его прежней моральной обстановкой, наверняка стал пациентом доктора