Роза в хрустале - Иванна Осипова

кровь из разбитой губы. Эльсвер досадливо разглядывал перстни, испачканные кровью Фолгандов. Небрежным движением отёр их о рубаху Стефана. Это действительно был новый уровень в отношениях между Стефаном и главой клана Риннов. Маг запомнил, а южанин не знал, что имеет дело с самым терпеливым человеком в землях, и тем, кто не любит оставаться должным.

48

Маргарита и Дарион шли молча. Маг продолжал оберегать её, Ри чувствовала, но бездна, в которую она заглянула, словно пролегла между ними. Что-то неправильно с магом, но ей трудно было понять, не зная всего.

Неужели это всё из-за его детства и того ужаса, что с ним сотворили изуверы Хриллингура? Они сломали его, а теперь Дарион готов сломать того, кто дорог. Рациональная часть Маргариты прекрасно разложила факты, объяснила для неё самой, подсказывая, что от Люция следует держаться подальше, но сердце не хотело соглашаться. И глядя в спину магу, который всегда шёл впереди, она вновь мечтала исцелить его, собрать осколки и склеить своей любовью. Вот только хочет ли он этого сам?

Он остановился и дал знак, чтобы Маргарита стояла тихо. Сам прислушивался и глубоко вдыхал воздух.

— Дым, — она прошептала тихо-тихо, а Дарион нервно повернул к ней голову, глядя очень свирепо, и Ри закрыла рот ладошкой.

Потоптавшись некоторое время, они обошли заросли кустарника и густой подлесок, оказавшись на краю поляны. Чёрный остов дома ещё дымился, среди разваленных угольных брёвен виднелись остатки домашнего очага и утвари. Ни живых, ни мёртвых они не нашли.

Дарион стал очень бледен и, как-то особенно, сосредоточен, глядя на пожарище. В какой-то момент он с силой потёр лицо ладонями, будто хотел отогнать видения прошлого. Маргарита поняла это по глазам мага.

Похромав к вкопанной возле остатков дома скамье, Люций тяжело сел боком, снял сапожок и с видимым усилием осторожно положил ногу на деревяшку. Без стихий его увечье стало создавать неудобства.

— Посидим немного. Палачи не вернутся. Они обходят стороной те места, где оставили пепелище. Некоторое время.

Маргарита с радостью села рядом, осмотрелась. Некоторые хозяйственные пристройки прогорели не до конца, остался цел навес и даже белье сушилось на верёвке. Она приняла решение.

— Я сейчас, — она убежала, сняла несколько застиранных вещей и скрылась за навесом.

— Кричи, если что, — проворчал маг ей вслед, хмуро, и мысленно ругаясь на бестолковую свою ногу, которая болела всё сильнее.

Не возвращалась Маргарита довольно долго, и Дарион подскочил с лавки, быстро сунул ногу в сапожок, высматривая её, изувеченную сторону лица свело судорогой, когда представил, что рядом оказались дозоры и успели перехватить девчонку. Голос разума подсказывал, что он точно услышал бы шум и крики, но сердце тревожно сжалось. Куда бежать не представлял.

— Я тут, — она появилась с другой стороны леса, помахала рукой и ушла под навес.

Дарион удивлённо хмыкнул и сел обратно. Ри переоделась в мужские штаны и рубаху, завязала волосы, чтобы не мешали, платье пока свернула и бросила на скамью. Он не видел, с чем она там возится, но вскоре, Маргарита подошла с глиняной чашкой, где загустевала подозрительного цвета масса, горячим котелком с взваром и тряпками.

— Ногу давай, — она так строго посмотрела на него, что маг опять поднял ногу на лавку, молча наблюдая, как Ри смачивает тряпье в котелке, накладывает на ногу, втирает мазь из чаши, немного болезненно надавливая на точки на щиколотке, где особенно тянуло.

Дарион уцепился руками за скамью, сжал с силой. Внутри пекло от нежности, благодарности и горькой вины. Вид тонких пальцев Маргариты, касающиеся искривлённой стопы и неприятных шрамов, рук, исцеляющих его, почти ласкающих, вызывал жгучую боль. Он не имеет права на подобное. Не заслуживает. Особенно после того, что случилось недавно. Синяки на её запястьях становились чёрными пятнами на его душе.

— Жаль, без стихий, — она вздохнула, взяла длинный лоскут, который вымачивала в котелке и плотно перевязала ногу мага. — Всё, — взглянула со счастливой улыбкой, вызвав новые муки Дариона.

Он взял её за руки, целуя каждый след собственных пальцев на кисти, надолго застывая в касании губами, отчаянно, горько и нежно. Маргарита склонилась, положив голову поверх его низко опущенной головы. Так и сидели вдвоём, не двигаясь, не говоря, в странном сплетении тел и душ, таком же болезненном, как и всё остальное в жизни мага из Хриллингура.

— Тебе лучше держаться дальше от меня, — он резко выпрямился, руки Ри выскользнули из его пальцев. — Я сломаю тебя. Причиню не меньшую боль, чем мог причинить Эльсвер. В чём-то я…такой же как он, — Дарион с трудом проговорил это.

— Неправда, — она прильнула к магу, обхватила ладонями голову, их безмолвие раскрыло для Маргариты истину — Люций любит её. — Ты лучше их всех. Позволь себе не бояться и быть счастливым. Это не просто, но ты сможешь.

Он повёл узкими плечами и попытался вырваться из её рук.

— Кривое дерево не выправишь, Ри.

— Ты сильный. Никто бы не смог пройти твой путь так, как это сделал ты. Ты не видишь себя со стороны, а я вижу другого Дариона — сильного и прямого, светлого и достойного.

— Ты видишь призрака Маргарита. Дарион, о котором ты говоришь, умер в возрасте семи лет и потом умирал снова и снова, превратившись в гниль, когда ему исполнилось пятнадцать Ты же знаешь. Я слишком испорчен для тебя, испорчен во всех смыслах.

— Нет, тот Дарион ещё жив! — Ри положила руку ему на грудь. — Он здесь. Позволь ему жить, не убивай. Не позволяй им победить тебя, — она стала очень серьёзной. — Я всегда буду помнить о настоящем Дарионе и, когда ты сделаешь мне больно, вольно или невольно, всё равно моя любовь останется с тобой, — Маргарита поднялась, ей тяжело давались слова о чувствах, не умела, не знала, как правильно сказать, любое слово казалось тусклым по сравнению с тем сиянием, что она ощущала в сердце.

И она поняла, почему он не приходил. Зачем закрылся от всего мира в землях Люция. Дарион спрятался от самого себя. Осознав это, Маргарита решила бороться за него, вместе с ним и против него. Пусть придётся снова заглянуть в бездну, но она вытащить оттуда мальчика, которого убивали много лет.

Дорога сделалась лёгкой и обрела светлые краски. Лес не изменился, положение их оставалось страшным и неясным, но Маргарита радовалась