Седьмая раса - Наталья Нечаева

Старик шевелил губами вместе со всеми, чуть запаздывая, словно тщательно обдумывая и взвешивая каждый слог, каждую фразу.

Руки его по-прежнему были сведены на груди под прямым углом.

Блондинка, единственная из всех, продолжала сидеть за каменным выступом на холодном, срезанном, как скамья, валуне. Несколько раз она порывалась встать, чтобы присоединиться к избранному кругу, но сил хватало только на то, чтобы приподнять тело от скамьи и тут же опустить его снова.

Глаза женщины были закрыты. По щекам текли слезы. Но сейчас это были не слезы блаженного транса, нет. Иные видения терзали ее закрытые глаза, иные мысли разрывали красивую, укутанную капюшоном из меха черного ягненка голову.

Казалось, она изо всех сил хочет помочь кому-то далекому, невидимому, передать ему все свои силы, всю свою энергию. Этим кем-то был ее сын, Фридрих. Федор Шубин.

Вот женщина широко распахнула полные слез глаза, словно увидела совсем рядом что-то невыразимо жуткое, неотвратимое, снова попыталась вскочить на ноги, но тут же без сил рухнула на скамью. Протянула вперед руки, будто пытаясь обнять чье-то родное тело, чтобы защитить, спрятать, укрыть…

— Сынок… — вымолвила она. — Прости… — И отключилась.

* * *

Ольга с Максом быстро продвигались по подземному ходу. Тоннель был вполне комфортным: сухим, просторным и довольно высоким — даже длинному Барту не приходилось пригибать голову. Над его метром девяносто оставался еще зазор сантиметров в десять.

— Макс, а куда мы выйдем? — дернула его за куртку Славина.

— В пещеру Али-бабы, — не оборачиваясь, ответил Барт. — Только вот рюкзачок у тебя плохонький, мало сокровищ войдет! — И вдруг резко остановился, так, что Ольга впечаталась в него носом. — Давай помолчим? И постарайся не топать, ладно?

Девушка хотела было возмутиться, но Барт тут же закрыл ее рот приставленным к губам пальцем.

— Все потом, ладно? Ты же не хочешь, чтобы карлики нас обнаружили? — и широко ободряюще улыбнулся.

Каменный лабиринт казался нескончаемым. Несколько раз он делал резкие, почти под острым углом, повороты, несколько раз сужался, один раз за неожиданным изгибом свод опустился так низко, что Максу пришлось согнуться почти вдвое, а Ольга преодолела низкий участок на полусогнутых. Следом свод снова поднялся, и каменный коридор выровнялся почти в прямую дорогу.

Фонарик в руке Барта освещал пространство метра на три. А дальше уходил в темноту. Подсветка же Ольгиной камеры оказалась почти бесполезной: луч света упирался прямо в спину Макса, и все, что Ольга могла видеть, — это мощно ходившие под тонкой ветровкой сильные лопатки. Поэтому подсветку камеры она выключила.

Через равные промежутки времени Макс делал короткий взмах рукой, останавливался, выключал фонарик и чутко ловил всем телом вязкую тревожную тишину. Славиной жутко хотелось спросить его, к чему он прислушивается и что надеется понять, но в тот самый момент, когда она собиралась открыть рот, Барт снова включал фонарик и устремлялся вперед.

Чувство времени исчезло вовсе. И если бы кто-то спросил девушку, сколько времени они движутся по этому нескончаемому подземному переходу, она с равной долей вероятности могла бы предположить, что путь занял несколько часов. Или несколько минут. Или вообще все это время они топчутся на одном месте.

Вдруг Макс остановился. Снова внезапно. И тут же выключил свет. Ольга уперлась руками в его спину. Мужчина обернулся. Нашел в темноте ее голову, прижался губами к уху и едва различимо шепнул:

— Держись за меня. Идем очень тихо. Что бы ни увидела, из-за меня не высовывайся. И ни единого слова.

— Ты что-то услышал? — не удержалась девушка.

— Т-с-с! — ответил он, зажимая ей рот ладонью.

Темнота, обступившая их со всех сторон, был настолько плотной, что, казалось, ее можно было подержать в ладонях. Ольга даже вытянула руку, пытаясь ощутить вес этой странной тягучей тьмы, но тут же, до дрожи испугавшись непонятного жуткого ощущения в кончиках пальцев, крепко вцепилась ими в куртку Макса, а вторую руку из предосторожности засунула глубоко в карман.

Движения Барта, теперь девушка ощущала это близко и отчетливо, стали плавными и невесомыми, словно он не передвигался вслепую по каменному лабиринту, а парил внутри него, не касаясь ни пола, ни стен. От этого осознания собственное тело вдруг представилось Ольге большим, тяжелым и неуклюжим. Она подобралась, сжалась в один тугой комок, ощущая каждую напрягшуюся мышцу, и пошла вслед за Максом, почти не опираясь на пол, распределяя тяжесть тела между пружинящими пальцами по-звериному мягких подушечек ступней.

Через какое-то время появилось совершенно реальное ощущение, что они не идут, а стоят на одном месте, просто перебирая ногами. Это ощущение было таким ярким, таким правдоподобным, что Ольга задохнулась от мгновенного и сильного ужаса. Вытащила из кармана руку, нащупала ближнюю стену и, лишь поняв, что рука движется вслед за ней, потому что поверхность камня под ладонью меняет очертания, сумела выдохнуть скопившийся в легких страх.

Макс приостановился и пошел еще тише, еще невесомей. За его огромной спиной Славина ничего не видела, да и не могла — в такой-то тьме.

Вдруг Барт встал. И Славина, мгновенно прижавшись к его спине, ощутила, как ей передается его взвинченная настороженность, его невероятной силы чутье, которое подсказывает, что они у цели.

У какой цели? — сама себя спросила девушка, вдруг осознав, что через горячее тело и напряженные мышцы она неведомым образом сумела прочитать мысли спутника. — Чего или кого тут можно бояться? Хозяев дипломата? Убийц?

И внезапно ощутила, как по лбу, щекам, подбородку течет горячий обильный пот. Смахнула его с глаз, потому что под ресницами ядовито защипало, и тут же обнаружила, что видит голову Макса. Вернее, не голову — темный силуэт на фоне посветлевшего пространства.

Барт крепко взял ее за руку и шагнул вперед.

Теперь они были единым целым. Ольгино бедро, плотно прижатое к ноге мужчины, с точностью повторяло, предугадывая, его движения. Ее ладонь вросла в его руку, ее дыхание совершенно слилось с его. А, что ни говорите, от одного человека шума ровно вдвое меньше, чем от двух.

Силуэт головы Макса становился все отчетливей, и вот на фоне сумеречного пятна даже обозначился профиль.

Они выходили к свету!

Одновременно с этим осознанием Ольга услышала невнятный, но вполне различимый шум. Он не был похож на завывание ветра, не напоминал шелест водяных струй. Он даже не был тишиной, которая царила в сопках, потому что та тишина была очень многопланова — шуршание камушков, лепет травы, шевеление букашек…

Тут же все было другим.

Ольга с Бартом сделали еще несколько шагов, и девушка, наконец, поняла: она слышит человеческую речь!

— Макс! — шлепнула она по спине спутника. И тут же оказалась прижата к стене его мощным телом. Причем так плотно и сильно, что не только слова — сама возможность дыхания мгновенно исчезла!