Между двух войн - Денис Чекалов

Королевский стражник, покорно ехавший за Бланке от самого дворца, посмотрел на наемника с недоумением. Почему он не обратил внимания на следы побоища, которое произошло здесь всего несколько минут назад? Почему не осматривает убитых минотавров? Не опрашивает очевидцев?

Пальцы Дорроса Бланке замерли в воздухе, на долю мгновения он выпрямил их, словно стремился коснуться того, чего уже не было перед его глазами.

– Астральная дверь, – пробормотал он. – Кто-то раскрывал ее здесь.

Королевский стражник попытался воспользоваться молчанием наемника, чтобы задать ему вопрос, но по выражению лица Бланко понял, что лучше хранить молчание.

Речь действительно идет не о простой краже из королевского дворца, думал Доррос.

Но какие бы события ни происходили в столичном городе Курземе, в данный момент они его не касались. Для Дорроса Бланко не имело значения, пусть бы рухнули хоть все границы астральных сфер и мир наполнился детищами Мрака и Преисподней.

Он выполнял свою работу и никогда не задавал лишних вопросов – ни миру, что окружал его, ни себе.

Королевский стражник отстал было от него, смешавшись с толпой. Теперь он вновь подошел к Дорросу.

– Я расспросил людей, – проговорил он. – Они видели, что здесь произошло. Правда, показания путаные. Одни говорят, что здесь побывала стая драконьих лягушек, и…

Доррос Бланко опустился на одно колено перед мертвым минотавром.

– Здесь не было драконьих лягушек, – произнес он.

Королевский стражник в растерянности замолчал.

Рука Бланко коснулась горла убитого человекобыка. Погрузив пальцы в остывающую кровь, он нащупал короткое отверстие от сапфирового сюрикена.

– Франсуаза, – негромко проговорил он. – Значит, ты здесь.

– Скоро солнце подойдет к зениту, – заметил я.

Серый песок шуршал между конусами песочных ча­сов. Взглянув на то, как быстро сыплется вниз невесомая пыль времени, человек мог подумать, что песка в хронометре хватит от силы на несколько часов. Но минута шла за минутой, а песок, просыпаясь вниз, казалось, оставался на месте, и у наблюдателя, гулявшего в запущенном саду подле минарета, создавалась иллюзия, что песок в часах вечен.

Он заканчивался на исходе дня.

Такова и человеческая жизнь. Вначале кажется, что летит она чересчур быстро; потом человек осознает, что время для него остановилось. С ним ничего не проис­ходит, один день не отличается от другого, и новое утро не приносит с собой ничего, что уже не было бы похоронено вчера.

Потом наступает смерть.

– Солнце поглощает тени, – проговорил я. – Лучшее время, чтобы начать обряд очищения.

Никто не ухаживал за садом, над которым весь день стрелкою солнечных часов кружила тень минарета. Я не мог представить себе бегемота Седрика стоящим на коленях возле клумбы.

Кроме него, никого не встретили мы в доме дервиша, но прямоствольные ирги, тисы и аукубы пышно росли, словно корни их не были погружены в иссушенную почву, лишенную подкормки и влаги.

Сад минарета выглядел как влажные субтропические джунгли, где воздух пропитан каплями воды, а почва так богата, что воткни в землю копье – и деревянное древко покроется зелеными побегами.

Земля здесь была тверда, словно камень, а воздух, сухой и жаркий, было трудно вдыхать.

Дервиш шел по садовой аллее, и его простые сандалии гладили нежную траву. Рядом с ним шла девушка; совсем еще юная, она вступила в тот возраст, когда созревающее тело опережает душу и разум и влечет человека туда, где мечты обращаются в реальность и теряют свое очарование.

Тело ее, полуобнаженное по обычаям Берберы, уже принадлежало женщине, и по тому, с каким достоинством шла она, покачивая округлыми бедрами, как несла она свои груди, почти полностью свободные от объятий шелка, я понял, что кто-то уже открыл в ней женщину и научил ее, что это означает.

Но душа незнакомки была смущена, глаза отсутствующе смотрели вперед. Она шла рядом с дервишем, но душой пребывала в мире своих фантазий.

Бриллиантовое ожерелье возлежало на шее незнакомки. Три нити сверкающих диамантов скатывались по смуглой коже, и я знал, что две такие же струи стекают по ее спине.

Девочка не замечала великолепия надетых на нее драгоценностей. Сам дервиш надел на нее это ожерелье и сделал это не потому, что хотел украсить юную красавицу, нет – оно должно было защитить ее от сил зла.

Святой учитель приветствовал нас, подняв руку. Девочка, казалось, не видела, что теперь они не одни в саду минарета.

Франсуаз сорвала спелый гоюд-аукубы и теперь жевала его, изредка вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Это Найвая, приндесса Петры, – сказал дервиш. – Простите, что она не замечает вас, ее душа отдана опасному демону, и теперь она не властна над своими чувствами.

– Вы собираетесь провести обряд очищения? – спросил я. – Можем ли мы присутствовать?

– Разумеется, – согласился дервиш. – Я сам собирался пригласить вас.

В руках Франсуаз оставалась только косточка от плода аукубы; девушка швырнула ее себе за спину.

– Ожерелье, – произнес я. – Оно имеет магическую силу?

– Да, – подтвердил святой учитель. Он положил руку на плечо Найваи и увлек ее дальше по аллее заброшенного сада.

– Случайно я обнаружил его в королевской сокровищнице. Признаюсь, наш король Гельминт без особой охоты позволил мне его взять… Но я убедил его, что для принцессы оно значит гораздо больше, чем простая кучка бриллиантов.

Аллея, выложенная кусками окаменелой секвойи, привела нас к широкой площадке. Солнечные лучи водопадом низвергались на розовый песок. Тисы росли по краям магического круга, но в этот час ни одна крона не отбрасывала тень в его пределы.

– Хорошо, Найвая, – произнес дервиш. – Теперь стань в середину круга.

Девочка повиновалась. Голос святого учителя был единственным, что проникало в ее сознание из внешнего мира.

Франсуаз взяла меня за руку.

– Сила обряда очень велика, – негромко сказала она. – Мы воспользуемся этим. Мы войдем в астральный скол, в котором находится Найвая.

Темные глаза дервиша обратились в нашу сторону. Он не мог расслышать нашего разговора, но в его взгляде я прочитал нечто, что могло оказаться недоверием.

Невысокая фигура девушки рождала короткую тень, что ползла по золотому песку. Зеркальное солнце, шествующее по небосклону, подходило к точке, в которой путь его переставал вести вверх и начинал спускаться.

Взгляд святого учителя был прикован к тени Найваи. Тонкие пальцы дервиша были подняты перед грудью, и только ничтожная доля дюйма разделяла их кончики.