Кодекс 632 - Жозе Родригеш Душ Сантуш

— Черт возьми! — заорал Молиарти, тыча пальцем в блокнот Томаса. — Скажите наконец, сохранилась хотя бы одна, всего одна строчка, действительно написанная Колумбом?

— Конечно, сохранилась. Во-первых, письма к его португальскому сыну, Дьогу. Они хранились в надежном месте, недоступном для похитителей и фальсификаторов.

— Это о них вы только что говорили?

— Да. Еще — пометки на полях книг. После смерти Колумба книги достались Эрнандо, с них началась севильская библиотека адмирала. Не исключено, что некоторые пометки сделал брат Христофора Бартоломео. Но большинство из них точно начертано рукой Колумба.

— А на каком языке сделаны эти пометки?

— В основном на испанском. Правда, попадаются итальянские и латинские, так что писать по-итальянски адмиралу все же приходилось.

— Вот видите! Итальянский, испанский и латынь. И ни слова на португальском, верно? Если Колумб не был испанцем и не писал по-португальски, он вполне может оказаться итальянцем. Разве я не прав?

Томас укоризненно поглядел на Молиарти, его губы тронула осторожная улыбка.

— Нельсон.

— Нет, вы мне скажите…

— Заметки Колумба, на каком бы языке они ни были написаны, полны португализмов.

— Чего-чего?

— Португализмов. Адмирал писал не на кастильском, а на смеси кастильского с португальским, как пишут португальцы, неплохо владеющие испанским.

Молиарти неподвижно сидел на скамье, вперив застывший взгляд в ровную гладь озера Желаний.

— Не может быть! — воскликнул он вдруг и жалобно уставился на Томаша. — А какие португализмы использовал Колумб?

Томаш с видимым усилием подавил смех.

— Нельсон. Проще сказать, каких португализмов он не использовал. — Норонья подмигнул американцу. — Кое-где их больше, чем испанских слов.

Молиарти и не думал улыбаться.

— И все же не могли бы вы привести примеры?

Профессор уткнулся в свои записи.

— На полях «Естественной истории» Плиния двадцать три пометки. Двадцать на португализированном кастильском, две по латыни и одна итальянская. Насчет последней есть большие сомнения: что ее сделан кто-то другой, возможно, брат Христофора Бартоломео. Испанский исследователь Альтолагирре-и-Дюваль утверждал: «Колумб пишет на своеобразном диалекте на основе португальского», а известный историк и филолог Менендес Пидаль, хоть и отрицал, что адмирал был португальцем, признавал, что «его речь изобиловала португальскими словами» и что «Колумб до самой смерти так и не сумел преодолеть пристрастия к португализмам».

— Это ничего не доказывает.

— Вы так считаете?

— Колумб мог не писать по-итальянски по многим причинам. Насколько я знаю, в те времена представители образованного сословия, жившие за границей, пользовались так называемой тосканской латынью.

— Так почему же адмирал не писал итальянцам на этом диалекте?

— Может, не знал…

— В архиве меня заверили, что его знали все итальянцы…

— Но могли быть исключения. Колумб мог говорить на генуэзском диалекте. А он, как известно, бесписьменный.

— Ваше объяснение логично, но, увы, исходит из ложных предпосылок. Генуэзский диалект не был бесписьменным. Я разговаривал с тамошним лингвистом, и он заверил меня, что в Средние века существовала даже поэзия на этом наречии, стихи и длинные поэмы, вдохновленные «Божественной комедией». — От волнения Томаш отчаянно жестикулировал. — Перед нами стоят два вопроса. Если Колумб не говорил по-тоскански, поскольку был плохо образован, откуда он знал латынь? Если у генуэзского диалекта была письменность, почему адмирал не писал на нем генуэзцам? Почему для записей на полях книг он пользовался испанским? — Норонья потер переносицу. — Все не так просто, дружище.

— Есть еще одна вещь, которую вы не принимаете в расчет, — проговорил Молиарти.

— Какая?

— Сходство португальского языка и генуэзского наречия. Многие слова, которые кажутся нам португальскими, на самом деле могут оказаться генуэзскими.

— Вы полагаете?

— Я почти уверен.

— Вы ошибаетесь, — произнес Томаш с ядовито-вкрадчивой улыбкой. — Я знал, что защитники генуэзской версии часто приводят этот аргумент, и специально проконсультировался с лингвистами. Попросил их перевести написанный Колумбом португальский текст на генуэзский диалект и сравнить с оригиналом. — Он перевернул листок в блокноте. — Вот что получилось. Algun quarche, arriscada é reiszegösa, boa e bon são bönn-a e bön, crime fica corpa, despois dá doppö e dizer é dî. Как видите, за исключением слова bön, действительно похожего на португальское, никаких совпадений не наблюдается. — Томаш поднял указательный палец, подчеркивая особое значение слов, которые он собирался произнести. — Мой опыт криптоаналитика подсказывает, что в выборе между простым и сложным решениями нужно отдавать предпочтение простому, поскольку именно оно, как правило, оказывается верным. Если Колумб не писал своим адресатам ни на одном из итальянских наречий, значит, он их, скорее всего, не знал. А раз он их не знал, то, вероятнее всего, не был итальянцем.

— Ну, конечно, он был итальянцем, здесь не может быть никаких сомнений. Адмирал был генуэзцем. А тому, что он не писал по-итальянски, можно придумать тысячу объяснений. Знать тосканское наречие он и вовсе не был обязан.

— До чего же вы упрямы! Тому, что итальянец не знал общего для своих соотечественников за границей диалекта, никаких объяснений быть не может.

— Адмирал мог попросту его забыть, ведь он уехал из родного города совсем молодым.

— Забыть?! — Португалец прикусил губу. — Нельсон, ради бога! Не говорите ерунды. — Помните, что писал Менендес Пидаль? «Колумб до самой смерти так и не сумел преодолеть пристрастия к португализмам». Колумб родился в Италии, прожил в ней двадцать четыре года и в один прекрасный день — раз! — и забыл все итальянские наречия — и тосканское, и родное генуэзское. И тот же самый Колумб, прожив в Португалии около десяти лет, до конца своих дней сохранил пристрастие к португальскому. Но это же невероятно. Нужно обладать поистине феноменальной памятью, чтобы забыть родной язык и при этом отлично помнить чужой. Не так ли?

— Пожалуй…

— Послушайте, Нельсон, если верить генуэзским нотариусам, Колумб уехал из родного города в двадцать четыре года. В то время двадцатичетырехлетний человек не считался таким уж молодым. Тогдашние двадцать четыре — это приблизительно наши тридцать пять. Как бы то ни было, забыть родной язык в таком возрасте нельзя. В Португалии Колумб жил у своего брата Бартоломео и мог сколько угодно практиковаться в генуэзском наречии. Не стоит упускать из поля зрения и тот факт, что когда адмиралу не хватало испанских слов, он заменял их не итальянскими, а португальскими. И это еще не все. Свидетели на двух знаменитых судебных процессах, связанных с именем Колумба, — я говорю о «Процессе против Короны» и «Деле о старшинстве» — в один голос утверждали, что кастильский язык не был для адмирала родным. Это подтверждают два всеми уважаемых исследователя, израильтянин Симон Визенталь и испанец Сальвадор де Мадарьяга. Они вторят друг другу: «Почти все свидетели заявили, что произношение у Колумба было португальским».