Сквозь три строя - Ривка Рабинович

Мне было очень больно от такого отношения. Я ведь была не только учительницей виновника торжества, но и его родственницей. Двоюродный брат и его жена были любезны и приветливы в течение двух лет моих занятий с их сыном. Я чувствовала себя своим человеком в их доме. В случае с Бар-Мицвой они показали мне мое истинное место: в их глазах я всего лишь обслуживающий персонал.

Маму очень обидело пренебрежительное отношение родных ко мне, и она сама не хотела идти на празднество. Папа оказал на нее давление: нельзя отмежевываться от родственников, оказавших нашей семье немалую помощь в первое время после прибытия в Ригу. Это сын его сестры, погибшей от рук нацистов, папа не хотел обидеть его.

Честно говоря, маме не следовало возмущаться соблюдением грани между богатыми и другими людьми, менее состоятельными или просто бедными, потому что она сама, в дни процветания, строго соблюдала эту грань. Это от нее я слышала фразу «они не принадлежат к нашему общественному кругу». Мне с раннего детства претило разделение на «принадлежащих» и «не принадлежащих».

История с празднеством Бар-Мицвы наглядно показала, как трудно вживаться в новую среду. Подобно тому, как мы шагу не умели ступить, когда нас выслали из Риги в сибирский ад, так и теперь, по возвращении оттуда, нам пришлось заново учиться жить. Размышляя об этом, я даже нашла оправдание тому, что мой двоюродный брат не пригласил меня с мужем на Бар-Мицву сына: ведь я росла в Сибири как сорная трава; я понятия не имела, как одеваются для такого празднества, как ведут непринужденные беседы с незнакомыми людьми, в частности с элегантными дамами, на темы, чуждые мне: как найти хорошую домработницу, каковы последние новинки в мире моды и косметики. Даже пользоваться столовыми приборами я не умела. В нашей войне за выживание в Сибири моим родителям было не до того, чтобы обучать меня хорошим манерам.

С этой точки зрения Яша был опытнее меня: к моменту высылки ему было уже семнадцать лет, и до того он успел «обтесаться» на разных общественных мероприятиях. Он умел вести себя в обществе как джентльмен: уделять внимание каждой женщине, особенно если у нее нет спутника, наливать всем вино, танцевать со всеми. Поведение супружеских пар, которые в обществе держатся только вместе, он называл провинциальностью и невежливостью по отношению к остальным гостям.

А я – что я видела? Только вечеринки в простонародном русском стиле, когда все сидят за столом, едят и пьют водку, а затем нестройным хором поют народные и советские песни. В этом я как раз была сильна, у меня был звонкий голос, и я всегда знала слова песен. Но в «высшем обществе» в Риге нужны были другие способности, которых у меня не было.

Однажды мы пошли, без приглашения, на празднование дня рождения моего двоюродного брата Арона. Его мать, тетя Роза, до того сказала: «У нас не принято приглашать – кто знает, тот приходит». Мы подумали: если так принято, то и мы можем пойти. Что подарить? Мы купили в кондитерской красивый торт.

При виде потрясения на лицах хозяев я прокляла минуту, когда мы решили пойти к ним. Отступать было некуда, и мы сказали, что хотели лично поздравить Арона с днем рождения. Нас пригласили за стол; принесенный нами торт Галя, жена Арона, поставила куда-то в конец стола и даже не подала. На столе была выпечка собственного изготовления (точнее – изготовления их домработницы), были особые блюда, какие не каждый день можно увидеть.

Я уже упоминала, что после долгих лет голода у меня исчезло чувство сытости. Здесь, за столом, уставленным всевозможными яствами, я не могла сдержаться и ела с жадностью, в то время как другие дамы только лениво ковыряли вилками еду на их тарелках. В конце ужина, когда хозяйка подала всем ломтики домашнего торта, такие тоненькие, что их можно было проглотить одним глотком, я набралась смелости и попросила порцию от торта, который мы принесли. Галя подала мне ломоть торта и предложила остальным гостям, но те вежливо отказались. Я уверена, что они смотрели на меня как на дикарку, недавно спустившуюся с дерева. Яша, правду говоря, преуспел лучше меня: он был моложе всех присутствовавших мужчин, вел себя галантно, и дамы немножко флиртовали с ним.

Это была одна из попыток войти в общество – хотя бы общество наших родственников. Ради той же цели я устроила большую вечеринку, когда Мише исполнилось три года, и пригласила всех дядей, теток и двоюродных братьев. Мама была уверена, что наши родственники не придут, но пришли все. Было довольно весело, мы даже пели «Хава Нагила» и танцевали Хору. Но это осталось единичным мероприятием и не привело к сближению в дальнейшем.

Несмотря на отчужденность родственников, мы не были одиноки. У нас был свой круг друзей – несколько пар, вернувшихся из ссылки, как и мы. В этом кругу я чувствовала себя легко, у всех за плечами были похожие переживания, и мы понимали друг друга без слов. Сначала выпивали и закусывали, а потом танцевали. Был патефон, были пластинки. Я любила эти встречи, но бывали случаи, когда мой муж пил слишком много. В таких случаях женщины за столом шептали мне: «Не давай ему больше пить!» Но всякая попытка отлучить его от бутылки приводила к противоположному результату: он не терпел такого рода вмешательство и назло мне пил еще больше. Но в большинстве случаев все обходилось спокойно, все мы были слегка подвыпившими и веселыми. Закуски к таким сходкам мы готовили вскладчину: каждая пара приносила какое-то блюдо. Еврейские праздники отмечались в кругу семьи.

Кроме этого круга друзей у Яши был еще круг собутыльников. Он особенно тесно сдружился с начальником цеха, в котором работал. Благодаря этой дружбе он получил назначение – стал бригадиром. Его зарплата повысилась, и он был очень горд этим достижением.

Я тоже хотела продвинуться по служебной лестнице. Продолжая работать в отделе оформления документов, я по привычке каждый день просматривала раздел «требуются» в газетах. Однажды на глаза мне попалось объявление: «Государственной типографии № 7 требуется корректор».

Я пришла туда, и благодаря тому, что уже работаю корректором, меня приняли без особых сложностей. Не сомневаюсь, что если бы я сказала, что не работала в Риге ни единого дня, со мной и говорить бы не стали. Первое место работы открыло мне дверь для продвижения. Спасибо той женщине из райисполкома!

Новое место работы было намного лучше прежнего. Зарплата с самого начала была почти вдвое больше. В дополнение к окладу выплачивались премии: если корректор не пропустил существенную ошибку в течение месяца, ему начислялась премия в размере 30% от оклада.

Характер новой работы тоже был другим. Типографский корректор является рабочим наборного цеха, и его работа – звено в производственном процессе. Это был «свинцовый век»: все делалось из свинца. Линотиписты отливали строки текста, а верстальщики строили из них макеты страниц, которые печатались на ротационных станках.

Сначала надо было читать гранки – длинные полосы бумаги с оттисками набранных строк. Корректор отмечал строчки, в которых есть ошибки; в цехе эти строки вынимали и заменяли новыми, исправленными. После этого надо читать правку – не вкралась ли в новые строки ошибка и вставлена ли новая строка в нужное место. Только после этого приступают к верстке, и сверстанные страницы вновь надо читать.