Не жалея ни о чем - Ш. У. Фарнсуорт

за ним через вестибюль. Оливер отпускает мою руку, когда мы подходим к вращающейся двери, но только для того, чтобы провести меня внутрь одной из стеклянных секций. Вместо того, чтобы самому зайти, он становится за мной. На несколько секунд мы оцеплены в нашем собственном крошечном мире, его запах и присутствие ошеломляют. А потом мы оказываемся на улице, город оживает, несмотря на заходящее солнце, оповещающее о конце дня.

Он снова берет меня за руку, как только мы оказываемся на улице, и я ненавижу, насколько этот маленький поступок важен для меня. Тем более, что это логичный шаг, учитывая, насколько переполнены улицы. В Нью-Йорке есть энергия, которой просто нет в других городах. Постоянный пульс, который наполняет город живым присутствием.

Оливер ничего не говорит о том, что я не сказала ему, что была здесь. О нашем последнем разговоре, нашем браке или нашем разводе.

Мы идем по улице вместе, держась за руки, выглядя как обычная, незамысловатая пара для любого стороннего наблюдателя.

— Ты за то, чтобы поехать на метро? — он спрашивает меня после того, как мы прошли квартал.

Я киваю, несмотря на то, что никогда раньше не ездила в нью-йоркском метро и никогда не испытывала к этому никакого интереса.

Пройдя еще один квартал, мы спускаемся по лестнице на ярко освещенную, оживленную станцию. Свежий ночной воздух становится застойным и затхлым. Оливер покупает карточку в одном из киосков, смеется надо мной, когда я пытаюсь заплатить за нее, а затем демонстрирует, как пройти через турникет, чтобы попасть к поездам.

Каждое движение отработано и эффективно, демонстрируя спокойную уверенность, которую я привыкла наблюдать от Оливера. Очевидно, он не лгал о том, что раньше ездил на общественном транспорте. Оливер с легкостью ориентируется в толпе и суматохе, ожидая, пока пройдет один поезд, а затем ведет меня в следующий, как только открываются двери.

Вагон, в который мы садимся, уже битком набит людьми. Все места заняты, на ближайшем сидит пожилая женщина с бумажным пакетом, набитым продуктами.

Я быстро пробираюсь сквозь массу скучающих и озабоченных лиц, хватаясь за ближайший металлический столб, как только достигаю его. Тем не менее, я не готова к внезапному крену, как только двери закрываются. Я отступаю на шаг назад, когда метро начинает двигаться, сталкиваясь с теплым, мускулистым телом. Дорогой одеколон заменяет запах затхлости и пота.

Рука Оливера обвивается вокруг моей талии, чтобы поддержать меня, поглощая каждое колебание, пока поезд мчится по подземным путям. Я вздрагиваю, когда неожиданно срабатывают тормоза, сильнее прижимаюсь к Оливеру, когда двери открываются на следующей остановке.

Его смешок низкий и веселый, когда тела перемещаются вокруг нас, так близко, что у меня по спине пробегает дрожь.

— Тебе следовало надеть шлепанцы.

Мое лицо пылает. Мне не нравится, что он видит меня такой расслабленной. Что он знает меня достаточно хорошо, чтобы сказать это. Это напоминание о том, как много еще он знает. Сколько еще он видел.

— Они не подходили к моему платью.

— Тогда тебе следовало надеть джинсы.

— Я думала, что ты будешь в костюме.

Я дергаю за рукав его пиджака, чтобы доказать свою точку зрения, но поскольку его рука лежит на моем животе, в итоге я касаюсь его кожи скорее ласково, чем вынуждено. У меня перехватывает дыхание, когда его хватка на мне усиливается.

— И я была права, — добавляю я.

Двери закрываются, и мы снова начинаем двигаться.

— Напряженная неделя на работе, — говорит он.

Я уверена, что напряженная неделя на работе — обычная неделя для Оливера, но я этого не говорю. Сколько часов он проводит в офисе — не мое дело. И если у него действительно происходит даже больше, чем обычно, я не могу поверить, что он тратит время, чтобы привести меня туда, куда мы направляемся.

После еще двух остановок Оливер опускает руку. Мой живот чувствует себя опустошенным без ее веса и тепла.

— Это наша.

Я выхожу из метро вслед за двумя девочками-подростками. Они хихикают, оглядываясь через плечо каждые несколько шагов. Я понимаю, что они смотрят на Оливера, когда мы подходим к лестнице. Я надеюсь, что в их возрасте я более тонко оценивала парней, но, вероятно, нет.

Я так сосредоточена на старшеклассницах, что снова спотыкаюсь, на этот раз без оправдания, кроме собственной неуклюжести.

И снова Оливер рядом, чтобы поддержать меня.

Не привыкай к этому, — говорю я себе.

Я думала, что слишком сильно жажду независимости. Что моя неспособность поддерживать серьезные отношения была связана со мной, а не с чем-то абстрактным. Но я поняла, чего не доставала — доверия. Не то логичное, количественное, которое можно определить по надежности, складывающейся с течением времени. А сырое, инстинктивное доверие, которое либо есть, либо его нет. Ловля после падения.

— Может быть, тебе стоит пойти босиком, — предлагает Оливер.

Я бросаю взгляд на цементные ступени, испачканные пролитыми напитками, грязью и бог знает чем еще.

— Нет, спасибо.

Он отпускает мою руку. Но его пальцы сплетаются с моими, переплетаясь, пока не становится ясно, что мы держимся за руки.

— Ты упрямая.

— Ты миллиардер без машины.

Оливер издает смешок, слегка удивленный.

— Это то, что ты ищешь в парнях? Шикарная машина, чтобы увести тебя куда-нибудь?

За этим вопросом скрывается многое. Мне достаточно услышать, что он воспринял мои слова как суждение. Как недостаток.

Я просто пыталась отвлечься от того, каково это — чувствовать, как его рука сжимает мою.

Я реагирую на закипающий гнев, что-то темное, уродливое и неожиданное скручивается у меня в животе.

— Я не хожу на свидания. Я замужем, помнишь?

Оливер ничего не говорит, когда мы достигаем верха лестницы, и я жалею, что не держала рот на замке.

В этой части города толпы поредели, больше людей уезжает, чем прибывает.

Мы проходим мимо длинного, похожего на склад здания, под пешеходным мостом и переходим улицу. Впереди простирается темная вода, вдоль которой проходит пешеходная дорожка. А потом Оливер тянет меня влево, и я вижу это.