Ересь - С. Дж Пэррис

— Боюсь, Уолтер, злобный цепной пес — не совсем то, что нам сейчас нужно, — приподнял на миг голову Годвин. — Здесь университет, а не тюрьма, мы не можем отгородиться от мира и запереть нашу молодежь в четырех стенах. И подумай о расходах: изготовить ключ от ворот для каждого студента… — Он покачал головой и снова погрузился в свои мысли.

— Мастер Слайхерст, будучи казначеем, часто вы бываете вынуждены заказывать новые ключи для того или иного замка? — приветливо обратился я к казначею, сражаясь с куском жесткой вареной баранины.

Слайхерст испепелил меня взглядом, — знаю, мол, на что ты намекаешь, — однако нас слышало слишком много ушей, так что он был вынужден ответить:

— Это и в самом деле весьма обременительно для колледжа, то и дело ключи теряются или портятся.

— И эти лишние хлопоты всегда отягощают вас? Или же вы порой посылаете в кузницу кого-нибудь вместо себя?

— Свой долг я всегда исполняю сам, — жестко отвечал Слайхерст. — Я думаю о безопасности колледжа и принимаю все меры.

— Но имеет смысл сразу сделать несколько запасных ключей, чтобы они были под рукой на случай очередной утраты? — невинно продолжал я, протягивая руку за кувшином пива.

Скрипнул стул: Слайхерст резко поднялся на ноги.

— Если у вас есть ко мне вопросы, доктор Бруно, — сквозь стиснутые зубы процедил он, — будьте любезны спрашивать без обиняков. Но проявите хоть каплю уважения, вы же, полагаю, пока еще не назначены в колледж отцом инквизитором?

Он взглянул налево, чтобы и ректор не избежал его яростного взгляда, затем встал и, не оглядываясь, величественно и гневно покинул зал, длинная мантия развевалась на ходу широкими складками.

Перешептывания студентов стихли, изумленные взгляды следили за движением Слайхерста к дверям. Затем вновь завязался оживленный, хотя и тихий, разговор.

— Какая муха его укусила? — Ричард Годвин оторвался от жаркого и с недоумением посмотрел вслед казначею.

— Должно быть, очень уж потрясен последней трагедией.

Годвин удивленно заморгал.

— Кто его разберет? Человек не книга, его не прочтешь. Возможно, Уолтера совесть замучила.

— Совесть? — Теперь уж я уставился в тарелку, чтобы не выдать свою заинтересованность.

— Они с Джеймсом вечно ссорились, — негромко пояснил Годвин. — Возможно, теперь Уолтер сожалеет о всех тех злых словах, за которые уже не сможет извиниться.

— А из-за чего они ссорились?

Годвин только вздохнул и головой покачал.

— Не знаю. У меня сложилось впечатление, что оба они друг про друга что-то знали, что их связывала какая-то тайна.

— Что-то связанное с земельными участками? — спросил я, припомнив вдруг обрывок беседы за ужином у ректора, в день моего приезда: Ковердейл намекал, что Слайхерст участвует в сделках ректора с Лестером, в результате которых колледж лишится части своих угодий. — Возможно, доктор Ковердейл что-то прослышал о незаконных сделках с землей?

Годвин уставился на меня большими печальными глазами.

— Полагаю, это вполне вероятно. Джеймс говорил, что у него есть причины не доверять Уолтеру и что он, пожалуй, мог бы убедить ректора сместить казначея с его должности.

— Ковердейл пытался сместить Слайхерста? — прошептал я, подаваясь как можно дальше от ректора, чтобы тот не подслушал.

— Он говорил Андерхиллу, что Уолтеру нельзя доверять. Я знаю об этом, потому что ректор обращался ко мне, просил высказать мое мнение о Слайхерсте. Я сказал, что он человек холодный и скользкий, но у меня нет оснований не доверять ему.

— В чем Ковердейл подозревал его? В махинациях с фондами колледжа?

— Очевидно, — отвечал Годвин, не задумываясь. — А в чем же еще?

— Может быть, он что-то намекал насчет его веры?

Годвин положил руку мне на плечо:

— Не обо всем следует говорить вслух, доктор Бруно. У меня нет причин подозревать Уолтера Слайхерста в измене Англиканской церкви. Но в любом случае теперь он в безопасности: мертвецы забрали свои тайны с собой. — Он приподнял голову, как будто хотел посмотреть в окно, затем обернулся ко мне и закончил еле слышным шепотом: — Эта история с грабителями в хранилище — это уж слишком.

— Вы не поверили?

— Поверил бы, окажись на его месте кто-нибудь другой, но Джеймс… Не хочется говорить дурно о коллеге, тем более покойном, но всякий, кто был знаком с Джеймсом, подтвердит, что он был отъявленным трусом. Никогда в жизни он бы не решился в одиночку бороться с грабителем. Странно все это.

— Что же вы предполагаете? — Наши головы почти соприкасались.

— Не знаю, — устало повторил он. — Но вот уже двое из наших погибли за два дня. Я и сам теперь боюсь.

Я хотел уточнить, кто такие эти «наши», но тут Уильям Бернард, сидевший по другую руку от Годвина, перегнулся ко мне и уставился своими водянистыми глазами.

— Что-то вы много вопросов задаете, доктор Бруно.

— Две трагедии за два дня. Такое хочешь не хочешь заставит задаваться вопросами, доктор Бернард, — вежливо отвечал я.

— Господь покарал наш колледж за отступничество от веры, — непререкаемым тоном возвестил Бернард.

— Полагаете, доктор Ковердейл заслужил смерть?

Водянистые глаза вспыхнули гневом.

— Ничего подобного я не говорил, колдун! Гнев Божий карает нас за ослушание, Он изливает на нас чашу своего гнева, и кто может предсказать, на кого падет следующий удар?

— Что это вы такое пророчите, доктор Бернард? — повернулся я к нему.

— Довольно вопросов! — Бернард с размаху стукнул костлявым кулаком по столу, из его кружки выплеснулся эль.

— Уильям, — умоляюще произнес Годвин, касаясь ладонью его руки, но старик злобно стряхнул ее и погрузился в угрюмое молчание.

Теперь слева ко мне придвинулся ректор.

— Главное — осторожность, Бруно. — Тревожный взгляд скользнул к нижнему столу, где оживленно беседовала молодежь. — Поговорите потом с каждым из них наедине, подальше от студентов. Не будем подавать лишнего повода для сплетен и слухов. Самое худшее постараемся скрывать, пока это возможно.

Он махнул рукой, и рыжеволосый парень вновь поднялся на кафедру, чтобы зачитать отрывок из огромной Епископальной Библии, прикованной к кафедре медной цепью.

Чтение Иезекииля никто не слушал. Студенты продолжали беседовать между собой, и, хотя я не разбирал слов, по интонациям и сверкавшим глазам нетрудно было догадаться, что очередное убийство вызвало у них скорее нездоровое оживление, чем страх.

После трапезы, когда студенты потянулись к выходу, я, пренебрегши правилами этикета, выскочил из-за стола, не поблагодарив и не попрощавшись. У самой двери я настиг Габриеля Норриса. Тот отдал какие-то распоряжения Томасу Аллену и велел ему подождать снаружи, а сам уже выходил из двери Холла в узкий коридорчик, когда я хлопнул его по спине. Красавчик аж взвыл — интересно, с чего бы, ведь я совсем легко стукнул его ладонью. Когда он обернулся ко мне, я увидел, что челюсти его крепко сжаты, как будто он пытается сдержать ругательство или крик боли. Я коснулся его руки, извиняясь: