На кресах всходних - Михаил Попов

Огляделся.

Никого.

Даже цуцика куда-то дели.

Тишина, только слышно, как свиняка вздохнула за стеной хлева.

Янина, скорей, Янина! Он прислушался, рассчитывая расслышать звук приближающихся шагов.

Сзади скрипнула дверь.

— Мирон?!

Сивенков нервничал. Обошел с Гришкой и Фомкой территорию. Проверил замки. Осмотрел строительство навеса, сюда будут складировать стройматериалы, уже через неделю, а может, и раньше прибывает техника, для бригады срочно ремонтировался дальний флигель, где навалом лежали никому не нужные, ломаные остатки обстановки барского дома, тряпки, всяческий мусор, для чего-то сберегавшийся. Дело начинается большое; если доказать свою нужность, можно хорошо укрепиться на какой-нибудь реальной немецкой должности. И тогда…

На обратном пути заглянули в предбанник «лаборатории», там чувствовалась какая-то жизнь. Тю, Витольд Ромуальдович с сынком.

— Что это вы на ночь глядя?

Старший Порхневич кивнул в сторону лабораторной двери:

— Чего-то захотел поговорить.

Сивенков заволновался. Зачем это господину офицеру? Да в неурочное время, так приглашают по серьезному поводу или по срочному делу. Конечно же мысль — это против него, Сивенкова, обход! Может, рано он задумал становиться на крыло — Порхневичу почему-то больше доверия?

— А где Скиндер? — спросил он, чтобы что-нибудь спросить.

— Я его отпустил. По нужде.

— Может, пока сидите, чего-нибудь прислать? Хлебца с салом?

Витольд независимо усмехнулся:

— Ты иди отдыхай, Савельич.

— Где Мирон?!

— Ты разденься.

Янина не сняла полушубка, только платок скинула назад, на плечи.

Скиндер медленно стянул шинель, бросил на лавку, потер замерзшие руки.

— Где Мирон?!

— Ты сядь.

Показывая пример, сел к столу.

В хате было тепло. Углы комнаты тонули в полумраке, но стол был хорошо освещен стоящей посреди керосиновой лампой, и на нем громоздились гостинцы Скиндера. Янина пару раз бросила на них взгляд, но пока не сообразила, к чему это и как к этому отнестись.

— Нам надо поговорить.

Смуглота Янины при таком освещении превращалась в загадочность, а глаза от возбуждения сияли нетерпеливо и свирепо. Она решилась: сегодня она станет женой Мирона как бы там ни было. И внезапный, не очень вразумительный Генрих был ей очень странен.

— Сядь, я тебя прошу.

— Если ты прямо сейчас не скажешь…

— Мирона нет.

Янина села.

— Что?!

— Нет-нет, живой, но не придет сюда.

Она силилась осознать, что такое слышит.

— Он прошляпил свое счастье.

Янина встала.

— Ся-адь! — вдруг совсем новым, резким голосом сказал Скиндер. — Он оказался дураком. Зачем тебе такой? Выходи за меня!

Она наклонила голову и исподлобья посмотрела на человека в форме. Он пока еще не казался ей опасным: какая опасность может исходить от Скиндера?! Она начала понимать другое: ничего не получится, опять ничего не получится! Сорвалось! Теперь ее дома прикуют цепью.

— И не думай. Никуда ты отсюда не выйдешь, не для того я все это громоздил. Снимай одежку, садись. Хорошее вино…

Янина резко шагнула мимо переводчика к выходу. Но он быстрой, подготовленной к тому рукой схватил ее за рукав:

— Я сказал, не уйдешь!

Обер-лейтенант выглянул в предбанник, осмотрел сидящих там и с раздраженным «доннерветтером» исчез.

— Что он? — поинтересовался Михась.

— Сходи поищи этого переводчика тут, по Дворцу. Если что, я тебя позову.

Витольд Ромуальдович не хотел показывать сыну своего состояния, он был одновременно и в бешенстве, и в тревоге. В совокупности с тем первым пустопорожним рейсом сюда нынешнее сиденье перед запертой дверью оборачивалось несомненным издевательством. Но это было бы полбеды. завелся под сердцем у пана Порхневича червяк совсем дикого подозрения. В общем, дорогой господин староста, не пора ли задуматься: а не зашли ли к тебе с тыла?

Все, Зеппу и Вилли больше уже никак было не усидеть на одном месте. Уже и водки не хотелось, хотя достать ее было бы нетрудно. Хотелось приключений, но набор возможных вариантов активного веселья был скуден. Пойти пострелять в окна аборигенам — тоже мне радость! А ведь больше ничего в голову не приходит.

Ахтунг!

Генрих!

Косноязычный переводчик развлекается, а они, отличные парни, должны киснуть здесь, в медвежьем холодном углу, при унылом, ненормально работящем архитекторе!

— Идем! — поднял палец Вилли.

— Едем! — тоже поднял палец Зепп.

— Партизаны? — отрезвляюще поднял палец Вилли.

— Чушь, мелочь, — отмахнулся Зепп, и Вилли был ему благодарен за это.

— Экселенц? — все еще сомневался Вилли.

— Арбайтен, — сделал сложный жест руками Зепп, и они оба радостно захохотали.

Если бы они были немного менее пьяны, то усомнились бы в своем праве без разрешения воспользоваться вторым мотоциклом для такой сомнительной цели, как прогулка в гости к товарищу и его семье. Генрих уехал наверняка с разрешения господина обер-лейтенанта, но почему бы обер-лейтенанту не дать разрешение на поездку и им, раз они поедут туда же, куда уехал ефрейтор? Допустим, они подумали, что пора бы прийти ему на выручку, ведь мог же он попасть в сложное положение. То-то его так давно нет. Иногда для пьяных время летит стремительно, иногда, наоборот, мучительно тянется, тут был второй случай.

Взяли с собой винтовки, скрытно выкатили и завели хорошего парня «БМВ», благо гараж располагался через три строения от «лаборатории», и рванули «на помощь» своему не очень близкому товарищу Генриху Скиндеру.

— Нигде, — сказал Михась, размазывая по лицу холодный пот.

— Бери коляску и скоренько домой.

— ?

— Просто глянь, все ли ровно, все ли тихо.

Выражение лица у сына сделалось еще более непонимающим.

— Почудилось мне что-то, — пояснил Витольд.

Михась кивнул, отцовы приказания приучен был исполнять, даже не понимая, зачем это нужно. Исчез из дверного проема.

Чуть ли не через полминуты дверь распахнулась снова. Витольд Ромуальдович чуть было не спросил: чего тебе?

На пороге стоял Мирон.

Открылась, как бы специально, и другая дверь — показалась физиономия обер-лейтенанта Аллофса, он перебегал взглядом с одного активиста нового порядка на другого и быстро так жевал зубами нижнюю губу.