Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти - Диана Гэблдон

Вообще-то учится. Он научился бить первым. Развернувшись на пятках, Йен ударил, вложив в удар всю силу. «Целься так, чтобы бить сквозь лицо подонка», – говорил дядя Джейми, собираясь возвращаться в Эдинбург один. Совет, как всегда, был хорош.

Костяшки пальцев пронзило болью, молнией стрельнувшей по руке в шею, но Солнечный Лось сделал два шага назад и рухнул на дерево.

Тяжело дыша, Йен осторожно ощупал руку, слишком поздно вспомнив, с чего начинался совет дяди Джейми: «Если можешь, бей в мягкие части тела». Не важно, оно того стоило. Солнечный Лось тихо стонал, его веки трепетали. Йен колебался: сказать что-нибудь уничижительное и величественно удалиться или снова дать ему по яйцам?

И тут из-за деревьев вышел англичанин Уильям.

Он перевел взгляд с Йена – тот дышал так, будто пробежал милю, – на Солнечного Лося, который скорчился на земле, поджав руки и ноги. С лица индейца на опавшие листья капала кровь. Кап. Кап.

– Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, – вежливо произнес Уильям. – Но мне необходимо поговорить с вами, мистер Мюррей. – Он повернулся и пошел, не глядя, идет ли Йен за ним.

Йен кивнул, не зная, что сказать, и пошел следом, с удовольствием выслушав последнее слабое «кап».

Прислонившись к дереву, англичанин разглядывал лагерь могавков, разбитый у ручья внизу. Женщина срезала мясо с туши оленя, намереваясь подвялить его на решетке.

Темно-голубые глаза Уильяма посмотрели на Йена, вызвав у того странное ощущение.

– Я не буду расспрашивать, что ты делал в лагере.

– Неужели?

– Нет. Я хотел поблагодарить тебя за лошадь и деньги и спросить, видел ли ты мисс Хантер после того, как оставил меня на их попечение.

– Видел.

Костяшки пальцев разбухли и болели. Он придет к Рэйчел, и она наложит повязку. Мысль об этом была соблазнительной, и он не сразу сообразил, что Уильям ждет ответа, причем с нетерпением.

– Ах да, э-э… Хантеры сейчас в армии. В… э-э… другой армии. Ее брат – военный хирург.

Лицо Уильяма не изменилось, лишь слегка отвердело. Йен зачарованно наблюдал. Он не раз видел, как лицо дяди Джейми принимает такое же выражение, и знал, что это означает.

– Здесь? – спросил Уильям.

– Да, здесь. То есть там, – он кивнул в сторону американского лагеря.

– Понимаю, – спокойно сказал Уильям. – Когда ты снова увидишь ее, передай ей мою сердечную благодарность. Разумеется, ее брату тоже.

– Хорошо. Конечно, я передам, – добавил Йен, поняв наконец, что единственное, зачем он был нужен Уильяму, – донести весть о нем до Рэйчел Хантер. Вот только стоит ли это делать?

– Спасибо. – Лицо Уильяма утратило непроницаемое выражение, он изучающе посмотрел на Йена и кивнул. – Жизнь за жизнь, Мюррей, – тихо сказал он. – Теперь мы в расчете. Больше не попадайся мне на глаза.

Его красный мундир еще довольно долго мелькал за деревьями.

19 сентября 1777 года

Светать начало под барабанный бой. В барабан били обе стороны: мы слышали барабаны англичан, а до них наверняка доносился звук наших. Два дня назад стрелки ввязались в бой с английскими солдатами, а благодаря Йену и другим разведчикам генерал Гейтс хорошо знал численность и расположение армии Бергойна. Костюшко выбрал Бемис-Хайтс – высокий утес у реки со множеством оврагов, и его команда всю последнюю неделю работала не покладая рук. Американцы были готовы к нападению. Более-менее.

Женщин на совет генералов, разумеется, не допускали. Зато туда был вхож Джейми, и благодаря ему я знала о споре генерала Гейтса, командующего армией, и генерала Арнольда, который считал, что командовать должен он. Генерал Гейтс предпочитал сидеть на Бемис-Хайтс и ждать нападения англичан. Генерал Арнольд с пеной у рта убеждал всех, что американцы должны напасть первыми и вынудить английских солдат сражаться в заросших лесом оврагах, разрушая тем самым их строй и делая уязвимыми для пуль стрелков. Если же возникнет необходимость, армия всегда может отступить за брустверы и траншеи Бемис-Хайтс.

– Арнольд победил, – доложил Йен, вынырнув из тумана и ухватив кусок поджаренного хлеба. – Дядя Джейми уже ушел со стрелками и сказал, что вернется вечером, а пока просил тебе передать… – Он наклонился и нежно поцеловал меня в щеку, затем нахально ухмыльнулся и ушел.

Живот свело, не столько от страха, сколько от волнения. Американская армия представляла из себя разношерстную толпу оборванцев, но у них было время подготовиться. Они знали, на что идут и что стоит на кону. Эта битва решит исход кампании на севере. Либо Бергойн победит и пойдет дальше, зажав армию Джорджа Вашингтона у Филадельфии между своей и войском генерала Хау, либо его вторжение будет пресечено и армия Гейтса пополнит войска Вашингтона. Люди знали это, и туман чуть ли не искрил от их напряженного нетерпения.

Часам к десяти туман рассеялся. Немногим раньше раздались выстрелы – короткие, отдаленные выстрелы из винтовок: люди Дэниела Моргана снимали пикеты англичан. Прошлой ночью Джейми сказал, что они будут стрелять в офицеров, – у тех на шее висит серебряный горжет, знак отличия. Всю ночь мне снился лейтенант Рэнсом с серебряным горжетом на шее. В тумане, в пыли, поднятой сражением, на расстоянии… Я сглотнула, но горло никак не хотело расслабиться, я даже пить не могла.

Джейми спал с непоколебимой сосредоточенностью солдата, однако проснулся еще затемно, дрожа, – его рубашка промокла от пота, невзирая на прохладу. Я не стала спрашивать, что ему снилось, и так знала. Я дала ему сухую рубашку, уложила головой себе на колени и гладила, пока он не закрыл глаза. Вряд ли он снова заснул.

Сейчас прохлады не было и в помине, туман рассеялся, и мы слышали неумолчный треск винтовочных выстрелов. До нас доносились слабые, приглушенные расстоянием крики, но кто, что и кому кричит, было не разобрать. Бабахнула пушка англичан; на короткое время в лагере воцарилась тишина, а потом развернулось полноценное сражение с выстрелами, воплями и прерывистой пушечной канонадой. Женщины жались друг к дружке и мрачно собирали вещи на случай, если нам придется отступать.

После полудня звуки сражения почти стихли. Уже все? Мы ждали. Вскоре заныли дети, требуя, чтобы их покормили, и в лагере установилась несколько нервозная, но почти обыденная атмосфера. Ничего не происходило. Мы слышали стоны и крики раненых, однако к нам их не несли.

У меня все было готово. В маленькой повозке, в которую обычно впрягали мула, лежали бинты и медицинские принадлежности, а также небольшая палатка, которую я приберегла на случай, если во время хирургической операции вдруг пойдет дождь. Привязанный рядом мул безмятежно щипал траву, не обращая внимания ни на нервную обстановку, ни на мушкетные выстрелы.

После полудня вновь разгорелся бой, и на этот раз маркитанты и повозки с полевой кухней в самом деле отступили. Пушки били с обеих сторон, их непрерывная канонада гремела словно гром; огромное черное облако порохового дыма поднялось над утесом, и я невольно подумала о Нагасаки и Хиросиме. И в десятый раз принялась точить нож и скальпели.