Теплица - Брайан У. Олдисс

— А тот бедолага, что несет тебя? — спросила Яттмур.

Из уст Собрата Йе вырвался дрожащий, протяжный вздох презрения.

— Ленивый чурбан, да и только! Я езжу на нем с тех пор, когда он был еще ребенком, а он уже почти ни на что не годен. Эй ты, праздный урод! Поторопись, не то мы так никогда и не попадем домой.

Еще немало поведал им Собрат по пути. На отдельные его слова Грен и Яттмур реагировали с гневом, который успешно скрывали. На другие никак не реагировали. Собрат Йе без конца разглагольствовал, пока его голос не стал попросту частью заполненной грозовыми раскатами тьмы.

Они продолжали идти даже после того, как хлынул ливень, превративший равнину в жидкую грязь. В зеленом свете плыли облака; вопреки непогоде, люди чувствовали, что становится все теплее. Дождь так и лил, не переставая. На открытом месте не спрячешься, и они упрямо продолжали передвигать ноги, бредя словно в гигантской миске с пузырящемся в ней супом.

К тому времени, как гроза утихла, они успели начать новый подъем. Яттмур настаивала на остановке, хотя бы ради младенца. Нежившийся в струях дождя Собрат с неохотой согласился. Под прикрытием прибрежной скалы им далеко не сразу удалось развести из влажной травы хилый костер. Малыш был накормлен. Все они немного перекусили, экономя запасы.

— Мы почти достигли Щедрой Бухты, — объявил Собрат Йе. — С вершин той горной цепи предстанет она перед вами — ее спокойные соленые воды темны, и лишь один луч света падает на нее, деля пополам. О, как прекрасно будет вернуться в море! Вам, бродящим по земле, повезло, что мы такая посвященная раса, а не то мы никогда не променяли бы океан на вашу погруженную во мрак невежества сушу. Что ж, предсказывать будущее — наш тяжкий удел, и исполнять это подобает радостно…

Он принялся покрикивать на своих женщин, требуя, чтобы те поспешили собрать еще травы и корней для кострища. Те подняли Собрата на прибрежную насыпь, несчастный же носильщик сгорбился внизу, застыв с занесенными над головой руками едва ли не над самым огнем, и дым клубился вокруг него, овевая теплом замерзшее тело.

Видя, что Собрат Йе отвлекся, Грен поспешил к носильщику и ухватил того за плечо.

— Понимаешь ли ты меня, друг? — спросил он. — Говоришь ли на том же языке, что и я?

Старик не поднял головы. Опущенная на грудь, словно шея была перебита, она немного покачивалась из стороны в сторону, пока носильщик бормотал что-то неразличимое. Когда мир застыл, высвеченный новой молнией, Грен заметил шрамы на шее носильщика, спускавшиеся вниз вдоль верхних позвонков. В подобной молнии ослепительной вспышке понимания Грен осознал, что этот человек был некогда искалечен — с тем чтобы уже никогда не суметь приподнять головы.

Опустившись на одно колено рядом с ним, Грен с ужасом уставился на лицо скрюченного калеки. Разглядеть ему удалось лишь искаженный гримасой рот да горящий уголек глаза.

— Могу ли я довериться племени ловцов-несунов, друг? — спросил он.

Рот медленно приоткрылся, будто бы в утомительно долгой агонии. Слова выходили из него с трудом, словно были материальны.

Грен услыхал:

— Нехорошо… я уже не хорош… упасть, сломаться, умереть… видишь, все кончено… еще один подъем… греховодник Йе — ты понесешь Йе… у тебя сильная спина… несешь Йе… он знает… я уже не гожусь…

Что-то капнуло на руку Грена, когда он отшатнулся от носильщика; была ли то капля слюны или, быть может, слеза, — он не мог сказать.

— Спасибо, друг, мы еще поглядим, кто кого понесет, — сказал Грен. Отойдя туда, где Яттмур подмывала Ларена, он прошептал ей: — Я костьми чуял, что этой разговорчивой рыбе не стоило доверять. Он задумал использовать меня как вьючное животное, когда этот человек погибнет… Так говорит носильщик, а обычаи ловцов-несунов уже должны быть ему известны.

Прежде чем Яттмур смогла ответить, Собрат Йе заревел со своего насеста.

— Что-то приближается! — заявил он. — Женщины, немедленно помогите мне сесть верхом. Яттмур, затопчи костер. Грен, подойди и взгляни сам — что ты увидишь отсюда?

Вскарабкавшись на насыпь, Грен уставился во тьму, пока женщины вновь водворяли Собрата Йе на спину носильщику. Даже их тяжелое дыхание не скрыло от Грена звуков, которые, должно быть, слышал и сам Собрат: далекое, настойчивое завывание, то набиравшее, то терявшее силу — в ровном ритме, исполненном злобы и тоски. При этих звуках кровь отхлынула от его лица.

Грен легко различил группу примерно из десятка огней, расползшихся по равнине не особенно далеко от них, но зловещие звуки шли с другой стороны. Затем его глаза заметили какое-то движение; Грен таращился во мрак, пытаясь получше разглядеть фигуры бегущих, и сердце его бешено колотилось в груди.

— Я их вижу, — доложил он Собрату Йе. — Они… они светятся в темноте.

— Стало быть, это Ревуны… те люди-животные, о которых я говорил. Они приближаются к нам?

— Похоже на то. Что будем делать?

— Спускайся к Яттмур и помолчите оба! Ревуны подобны вострошерстам; если их разозлить, они способны натворить бед. Я пошлю женщину — пусть переместится и поглядит, что должно произойти.

Дважды состоялась пантомима, сопровождаемая хрипом и жестикуляцией — и перед исчезновением женщины, и после ее появления. Все это время зловещий вой Ревунов набирал силу.

— Женщина переместилась и увидела, как мы взбираемся на склоны там, впереди; так что, очевидно, мы не пострадаем от Ревунов. Просто подождем, пока они пробегут мимо, потом пойдем дальше. Яттмур, позаботься, чтобы этот твой младенец вел себя потише.

Немного успокоенные словами Собрата, они встали под насыпью и приготовились ждать.

Наконец тесно сбившиеся вместе Ревуны промчались мимо на расстоянии броска камнем. Их используемый для устрашения тявкающий вой звучал то выше, то ниже. Разглядеть, бегут ли они, несутся скачками или прыгают, подобно зайцам, было решительно невозможно. Они стелились по земле — очень быстро и без всяких видимых усилий, словно видения больного рассудка.

И даже испуская глухое белое свечение, их тела не позволяли разглядеть себя в подробностях. Были ли их силуэты насмешкой над человеческими формами? Впрочем, можно было заметить, что они очень высоки и худы, точно изможденные призраки, — прежде чем они оставили замерших на месте наблюдателей позади, легкими прыжками скрывшись за неровностями равнины и волоча за собою свой жуткий крик.

Грен вдруг осознал, что обнимает Яттмур и Дарена, дрожа всем телом.

— Что это было? — спросила Яттмур.

— Я уже говорил, женщина, это Ревуны, — ответил ей Собрат Йе, — раса, о которой я упоминал прежде, загнанная далеко в пределы Вечной Ночи. Верно, это стадо совершило охотничью вылазку и теперь возвращается домой. Чем скорее мы одолеем ту гору, тем сильнее будет моя радость.

И они двинулись дальше, но теперь Грен и Яттмур шли, не испытывая прежней легкости помыслов.