Повседневная жизнь времен Жанны д`Арк - Марселен Дефурно

Еще более тяжкими оказывались последствия деятельности партизанских отрядов, орудовавших в Нормандии, в Перше и на севере Иль-де-Франса. Нередко во главе их вставали дворяне, в результате завоевания страны англичанами лишившиеся своих земель и «державшиеся поближе к границам англичан, каждый рядом с теми местами, откуда был родом». Эта герилья доставляла множество неприятностей английскому правительству и стала для него источником тяжких забот. Между Руаном, Верноном, Жизором и Омалем, в местности, покрытой лесом, который давал надежное убежище партизанам, английские коммуникации то и дело оказывались перерезанными, и приходилось организовывать особые эскорты, чтобы сопровождать представителей власти. Но такой защиты часто оказывалось недостаточно: секретари архиепископа Руанского и епископа Шалонского, под надежным эскортом направлявшиеся в Париж, тем не менее были похищены по пути. Та же участь едва не постигла самого регента во время одной из его поездок между Парижем и Руаном… Зато «разбойникам» удавалось поддерживать связи с областями, подчинявшимися «Буржскому королю», а иногда даже и переправлять туда наиболее ценных пленников, чтобы уберечь их от каких бы то ни было попыток освобождения. Так, в 1424 г. сержант из лионского шателенства, схваченный партизанами, был доставлен в Божанси и там брошен в темницу.

Англичанам пришлось создать настоящую карательную машину. Преследованием «бандитов» занимались подвижные колонны, иногда оснащенные значительными боевыми средствами. Но они никогда не решались уклоняться от проложенных дорог и углубляться в леса, служившие убежищем партизанам. Последним нередко помогало население окрестных деревень, несмотря на то что сообщникам партизан грозили страшные кары (женщин, обвиненных в такой помощи, закапывали живыми у подножия виселиц, на которых вздергивали «разбойников»). Но и самые кошмарные угрозы были бессильны: неизменно находились крестьянки, готовые приносить еду партизанам, «хирурги» (то есть цирюльники) приходили лечить раненых, а некоторые сельские священники служили связными и гонцами. Не в силах придумать ничего лучшего, англичане организовали в некоторых областях нечто вроде сельского ополчения, набранного из тех же крестьян и предназначенного для того, чтобы защищать правителей от разбойников. Но эти импровизированные войска оказались неспособными противостоять боевым партизанским частям, а нередко с ними объединялись.

Тома Базен оставил нам тем более интересное свидетельство, касающееся деятельности партизан в Нормандии, что оно основано на личных воспоминаниях. Нормандец по происхождению, Тома Базен, ставший впоследствии епископом Лизье, непосредственно сталкивался с тем, о чем рассказывает. Он с величайшей проницательностью анализирует разнообразные факторы, которыми объясняется развитие этого сопротивления, где французский или нормандский патриотизм иной раз соединялся с куда менее благородными побуждениями: страстью к приключениям, жаждой наживы, стремлением к самому настоящему и неприкрытому разбою.

«Помимо тех, кто утверждал, будто сражается во французском лагере, и кто, не входя в регулярные войска и по большей части не получая никакого жалованья, обитал в находившихся во власти французов крепостях и замках и возвращался туда с захваченной добычей, было также великое множество отчаявшихся и пропащих людей, которые то ли из трусости, то ли из ненависти к англичанам, то ли из желания завладеть чужим добром, то ли сознавая свои преступления и желая ускользнуть из сетей закона, покинули свои поля и свои дома, не жили во французских крепостях и замках и не сражались в рядах французов, но, подобно диким зверям и волкам, селились в самых глухих и недоступных уголках леса. Оттуда, обезумев от мучительного голода, они выходили преимущественно по ночам, под покровом тьмы, а иногда, что случалось куда реже, и днем, врывались в крестьянские дома, отнимали у крестьян имущество, а самих хозяев уводили в плен в свои лесные логова, которые невозможно было отыскать, и там, подвергая их всяческим истязаниям и лишениям, заставляли пленников приносить в назначенное место и в назначенный день большие суммы денег в виде выкупа за освобождение, а также другие необходимые для жизни вещи. Если же денег не приносили, либо те, кого крестьяне оставляли заложниками, подвергались самому бесчеловечному обращению, либо сами эти крестьяне, когда грабителям удавалось снова их поймать, оказывались убитыми, либо их дома, загадочным образом вспыхнув, за ночь сгорали дотла.

Эти люди, способные на все, – в обиходе их называли «бриганды», – творили в Нормандии – так же как и в соседних провинциях и на занятых англичанами землях – неслыханные вещи, помимо того, что обирали местных жителей и разоряли деревни… Чаще всего они покушались на жизнь англичан, без всякой жалости истребляя их, как только подворачивался случай. Последние беспрестанно разбойников преследовали, прочесывая леса, которые перед тем окружали, проходя их вдоль и поперек с вооруженными отрядами и собаками. Побуждало их к действию еще и то, что тем, кто убивал разбойников или выдавал их правосудию, государственным эдиктом была назначена сумма, подлежавшая выплате из королевской казны, это в немалой степени побуждало английских солдат истреблять опасный сброд. И все же, наподобие того, как происходит это у гидры – змея, о котором рассказывают поэты, – «вместо одной отрубленной головы тотчас отрастали три». Говорят, будто за один только год в Нормандии в различных местах и судах приговорили к смерти и повесили десять тысяч таких бригандов и тех, кто давал им приют (последних приравнивали к первым), что легко вывести, изучив государственные счета, поскольку, как мы уже говорили, за голову каждого разбойника, выданного правосудию или убитого во время облавы, выплачивали премию. Несмотря на все эти старания, страну удалось освободить и очистить от этой заразы только после того, как, с английским господством было покончено и она вернулась под власть французов, ее природных хозяев»24 .

Последняя фраза весьма примечательна: она показывает, что, несмотря на суровые определения, которые он дает «бригандам», Тома Базен прекрасно, понимает, что именно и только английская оккупация была первоисточником всех бед. Еще более ясно это мнение следует из другого отрывка его «Истории», в котором он выводит «доброго священника» (вероятно, персонаж следует отождествить с самим автором) за разговором с английскими капитанами: «Они жаловались на бригандов и в разговоре спрашивали у каждого из сотрапезников, какой, по его мнению, способ является наилучшим для того, чтобы избавить страну от этих злодеев. Присутствовавшие там англичане высказали каждый свое мнение… И тогда наступил черед священника. Прежде всего он попросил извинить его невежество, если он скажет какую-нибудь глупость, и все присутствующие ответили согласием. По-моему, – сказал он тогда, – осталось только одно еще не испробованное средство, которое следовало бы применить: пусть все англичане покинут Францию и вернутся в Англию, в свою родную страну, ибо нет ни малейшего сомнения в том, что стоит им уехать, как и разбойники также покинут эти края». Комментируя, приблизительно тридцать лет спустя, этот насмешливый совет, Тома Базен прибавляет: «Впоследствии мы убедились в том, что совет был более чем разумный. Потому что едва англичане были изгнаны из Нормандии и принуждены вернуться домой, страна избавилась и от этого бедствия. Остатки грабителей (а их было немало) влились в регулярные войска и стали получать жалованье, прочие вернулись по домам и снова принялись пахать землю или же, если знали какое-нибудь ремесло, с тех пор трудились, зарабатывая на хлеб себе, своим женам и детям»25 .