Искусство Игры - Скотт Макбейн

Таня просидела на балконе несколько часов, вызывая в памяти образ Себастьена. Только теперь она позволила себе признаться, что все это время после гибели Рекса пребывала в мучительных колебаниях. То ее вдруг переполняла уверенность, что убить его мог лишь Себастьен. Но тут же сердце решительно отвергало подозрение, поскольку такого просто не могло быть. Себастьен, конечно, жаждал стать Магистром, но не через убийство. Вот так ее разум и сердце воевали друг с другом, причиняя страдания. А теперь все кончено, и правду она никогда не узнает.

Ей на колени вспрыгнула кошка.

— Гемма…

Не переставая плакать, Таня приняла решение. Через месяц она уволится из банка и вернется в Европу. Отыщет соперников. Вначале Эндрю. И продолжит борьбу за пост Магистра.

Теперь ее ничто не остановит.

Чем дальше идешь, тем меньше познаешь.

Поэтому мудрый, не видя вещей, проникает в их сущность.

Лао-цзы

Октябрь. Пекин, Китай

На Дальнем Востоке в течение столетий средоточием власти всегда был Пекин. В тринадцатом веке великий монгол, хан Хубилай, вторгся в Китай, преодолел Великую Китайскую стену, сверг правителя династии Сун и основал здесь свою столицу. А в 1654 году тут, в Пекине, в императорском дворце, который называли Запретным Городом, родился другой великий китайский император, Канси, один из самых выдающихся монархов в истории человечества. Он был среднего роста, с лицом, отмеченным оспинами, низким глубоким голосом и очень яркими выразительными глазами на приветливом лице. Канси правил Китайской империей шестьдесят лет с необычайным усердием, не допуская при этом никакого инакомыслия. Его идеалом являлся мир для страны и процветание подданных, и он до конца своих дней не переставал прилагать усилия для его достижения. Император был книжник, его страстью была литература. Под его личным наблюдением был написан большой императорский словарь и многие другие произведения. Он перевел историю Китая на монгольский язык. Перед смертью в своем завещании Канси написал: «Я оставляю империю в мире и довольствии».

Эпоха правления императора Канси интересовала Эндрю еще и потому, что тогда жил и творил мастер Чан.

Он пересек плошадь Тяньаньмэнь в центре Пекина, название которой в переводе означало «Врата Небесного Спокойствия», и вошел в Запретный Город. Перед ним простирался императорский дворец с девятью большими залами, расположенными в соответствии с китайской космологией. Дальше следовало самое сердце императорского жилища, зал Высшей Гармонии, откуда могущественный император Канси простирал свою власть на всю страну. Овальный кабинет по сравнению с этим обиталищем монарха смотрелся бледной тенью. Масштабы власти тогда были иными, не говоря уже о ее абсолютности.

Эндрю замер в созерцании развернувшегося перед ним великолепия. Здания поблескивали желтыми плитками на бледном осеннем солнце. В императорском городе мало что изменилось. Казалось, тут замедлилось время в благоговении к месту, где правили, наверное, самые великие монархи в мире.

Он медленно двинулся через дворцовый комплекс, проходя из дворика в дворик. Это напомнило ему о других двориках совсем в другом месте, где и по сей день была сосредоточена громадная власть. Он сел на скамью рядом с мраморным мостиком, тем самым, который переходил великий Канси, когда прибывал в императорский город и покидал его. Перед внутренним взором Эндрю возникло величественное лицо императора. Слуги несли его в паланкине, чтобы Сын Небес не ступал на землю.

А в один из дней, похожих на сегодняшний, в октябре 1682 года по этому мосту прошел старик, мастер Чан. Возможно, он задержался, чтобы полюбоваться золотыми рыбками, медленно плавающими среди тростника, и поразмышлять над суетностью людских желаний, прежде чем представить могущественному императору самую красивую и самую сложную шкатулку-головоломку из всех, какие он создавал.

Велорикша выехал на многолюдную улицу в одном из деловых районов Пекина. Эндрю велел ему свернуть в узкий переулок и остановиться. Дальше он двинулся пешком.

Исторический факультет университета располагался в неприметном, огороженном забором здании. Оно казалось необитаемым. Эндрю поднялся по ступеням, вошел в вестибюль, направился дальше по коридору и постучал в застекленную дверь. Его пригласили войти.

— Добрый день, профессор Ван. Спасибо, что согласились поговорить со мной.

Они пожали друг другу руки.

Профессор Ван, маленький сутулый, совершенно седой старик, с интересом разглядывал Эндрю водянистыми серыми глазами. Во времена «культурной революции» он, профессор истории и философии Пекинского университета, едва избежал гибели после того, как осмелился покритиковать самого Мао Цзэдуна. Его на многие годы сослали в отдаленную провинцию, где он хлебнул горя. Сейчас, по оценке Эндрю, ему было за восемьдесят.

— Может, посидим в саду? — Профессор Ван вывел его в небольшой дворик. — Я называю его садом, — он улыбнулся, — хотя, как видите, это не так. — Они сели.

— Я хотел поговорить с вами об императоре Канси и мастере Чане.

— Понимаю. — Профессор смотрел на него, ожидая продолжения.

— В Историческом архиве есть запись, что император Канси повелел мастеру Чану изготовить для него шкатулку-головоломку, причем самую красивую и сложную из всех, какие только выходили прежде из-под его рук. А в октябре 1682 года мастера Чана призвали во дворец, чтобы ее представить.

Профессор кивнул.

— Вы когда-нибудь видели эту шкатулку? — спросил Эндрю.

— Нет, — ответил профессор. — Полагают, она погибла свыше двухсот лет назад. У меня нет сомнений, что шкатулка была удивительной красоты. Чан — замечательный мастер, величайший в истории Китая.

Эндрю помолчал.

— Как по-вашему, что сказал император Канси мастеру Чану, получив шкатулку?

Старик профессор откинулся на спинку скамьи.

— Не знаю. Об этой встрече не осталось никаких свидетельств. И вообще очень странно, что она состоялась.

— В каком смысле?

Старик задумался.

— Император встречался с подданными всегда в присутствии множества придворных и стражи. Так предписывал дворцовый этикет. Однако относительно мастера Чана в записи сказано, что император призвал его в свои покои и они беседовали много часов с глазу на глаз. Это уникальный случай в китайской истории. Неудивительно, что содержание их беседы для всех осталось тайной.

— Но почему так случилось? О чем мог говорить величайший в мире правитель с простым ремесленником? Как вы думаете?

Профессор скрылся в доме и вскоре вернулся с небольшим чайником китайского хризантемового чая. Налил две чашки. Они подождали, пока осядут чаинки.

— Я полагаю, что они беседовали о шкатулке-головоломке, которую создал Чан, и о ее смысле. Уверен, что Чан сказал императору Канси удивительные слова.