Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова

— Или ты не государыня-матушка?

— Марфа Матвеевна ныне государыня...

— Она молода и во всём слушается тебя.

Наталья сдвинула красивые чёрные брови: настойчивость Софьи раздражала её.

— Вижу, царевна, за старое берёшься. Видно, ссору хочешь завести.

Софья вдруг упала на колени перед Натальей.

— Матушка! В память отца нашего, а твоего супруга покойного, царя Алексея Михайловича, пожалей его дитя!

Удивлённая поведением Софьи, царица округлила холодные чёрные глаза.

— Да о чём просишь ты, настырная?

— Вели допустить меня к братцу моему родимому!

— Сказано тебе: не вольна я.

Софья поднялась и в страстной истоме, не сдерживая слёз, почти выкрикнула:

— Не губите его! В память царя Алексея — не губите! Он любил Фёдора больше других детей!

Заметно было, что слова и слёзы Софьи раздражали Наталью. Лицо её пылало гневом.

— Остановись, безумная, ибо и сама не ведаешь, о чём кричишь!

Взгляды двух женщин скрестились, и видно было, что им никогда не договориться между собой. Наталья искусно скрывала злобу и оттого казалась спокойной.

— Нам ли, несчастным Нарышкиным, на которых вы, Милославские, смотрите косо, думать о гибели государя, положившего на нас свою милость? Или не мы нашли ему заботливую царицу? Или Марфа не по нраву вам?

Потоку её гнева, чувствовалось, не будет конца. Софья молча, строго слушала её, потом перебила:

— Остановись и ты, матушка! Сдержи напрасный гнев и не уходи от ответа. Не о Марфе веду речь: напрасно ты так поднялась за неё. О Фёдоре веду речь. Почто отводите от него родных? Ежели он болен, мы и сами не станем его тревожить. А ежели он нуждается в наших заботах? Или не я была для него доброй сиделкой, когда надобно было его выходить?

— Ныне у Фёдора есть супруга. Или ты мнишь, будто она желает ему зла?

— Зачем ты каждому моему слову стоишь поперёк? Зачем отводишь прямые доводы?

— А оттого и отвожу, что ты не в себе... Царице Марфе как не доверять? О её доброте и в народе стали говорить. Петруша ещё ребёнок, а он за руку повёл меня к ней, чтобы челом ей ударить за то, что за «дедушку» Сергеича перед царём хлопотала и её хлопотами Артамона Сергеевича из Мезени вызволили, спасли от холода и голода.

— За Матвеева и я в своё время хлопотала. А за Милославских кто ныне похлопочет? — И снова с досадой и болью у Софьи вырвалось: — К себе-то вы все добры!

— Ты это говоришь наперекор истине! Ты бы послушала, что люди добрые говорят!

— На народ ссылаешься? Так дозволь и мне сослаться. А сама ты давно на площади была, где народ собирается? Так пошли своих слухачей, они тебе правду принесут. В народе стали говорить, что царя хотят извести отравой.

— И ты повторяешь это, безрассудная!

Софья быстро удалилась, стараясь сохранить на лице спокойствие.

Приближалась Пасха, самый радостный святой праздник на Руси. Царь Фёдор, о котором были пущены слухи, что он безнадёжно болен, поднялся к пасхальной заутрене в Успенский собор. Это было в ночь на 16 апреля. Накануне он беседовал с патриархом, и тот благословил его. Иоаким, хотя и придерживался позиции Нарышкиных, в душе относился к царю Фёдору с сердечной приязнью.

Собравшиеся в храме люди, оповещённые слухами о нездоровье царя, внимательно следили за каждым его движением. Замечено было, что царь неохотно опирается на руки окруживших его родственников царицы Марфы Апраксиных, что Милославские стоят поодаль. Их оттеснили Нарышкины будто бы за то, что царевна Софья поносила Нарышкиных, а Милославские домогались от царя, чтобы он оставил престол царевичу Ивану, а не царевичу Петру, как того хотели Нарышкины.

Умело пущенные слухи были на Руси самым действенным тактическим приёмом скрытно действующей партии. Они бывали столь же упорными, сколь и зловредными. И в то время, как в Москве заливались пасхальные колокола, а на площадях и улицах горели смоляные бочки, как ликовало всё население от мала до велика, подкупленные шныри искали повода, чтобы шепнуть словечко в пользу Нарышкиных, и непременно с ложной печалью в голосе добавляли, что дни царя Фёдора сочтены.

Чаще других повторялся слух, что царица Наталья сильно печалуется о царе Фёдоре, молится ночами и часто посылает узнавать о его здоровье.

Замечено было также, что Милославские попритихли. Что бы это могло означать? В умах насевалась смута, а тёмные людишки усиливали её, предвещая конец царству Милославских.

События развивались по трагическому сценарию.

Не прошло и двух недель со времени пасхальной заутрени в Успенском соборе, где москвитяне могли радостно лицезреть доброго к ним царя Фёдора, как раздался заунывный траурный звон колокола «Вестник», именуемого «вестником печали». В возрасте двадцати четырёх лет скончался царь Фёдор. И снова в умах возникла смута. Москву тревожили слухи, что царя Фёдора отравили, как и отца его, царя Алексея.

Напуганные этими слухами бояре, опасаясь волнений, решили не медлить с похоронами, не дожидаться, пока прибудут из окрестных сёл все желающие попрощаться с государем. Поспешность объясняли тем, что на похоронах Алексея было много разбойного люда и совершилось в те траурные дни много убийств.

Но смуту в умах эти доводы не уняли. Православная душа народа особенно чувствительна к правде в печальные дни.

Подмечено было, что царица Наталья с царевичем Петром спешно удалились, не дождавшись отпевания царя Фёдора. В народе роптали: «Кинулись прочь, будто беглые». Да и прочих Нарышкиных не было на отпевании. Когда Нарышкиным сказали, что они не соблюли православного обряда, Иван, самый дерзкий из них, ответил: «Царя не отпевали, наш царь живёт и здравствует. А кто умер, тот пусть в земле лежит».

Задолго до окончания церковной службы вместе с Натальей и её сыном вернулись во дворец и многие вельможи из партии Нарышкиных. Негодование было великим не только в народе, но и в семье Милославских. Увидели пренебрежение к памяти покойного царя и вызов Милославским. Тётки царские, Анна и Татьяна Михайловны, пользовавшиеся особым уважением в народе, отправили монахинь к царице Наталье с выговором: «Хорош брат, не мог дождаться конца погребения». Наталья ответила, что её сын ещё ребёнок, не мог выстоять службу не евши. А Иван Нарышкин присовокупил ещё и от себя прежние грубые слова. И ни малейшего сожаления о содеянном.

Раздосадованная этими нареканиями, Наталья решила уязвить Милославских и обвинила Софью.

Буря в стакане воды поднялась в скорбные минуты похорон Фёдора. После совершившихся над его телом обрядов гроб на плечах придворных понесли в Архангельский собор. Это была важная, торжественная минута. Кто будет идти за гробом усопшего царя? Только наследник престола и мужская родня покойного могли следовать за гробом.