Екатерина Великая. Портрет женщины - Роберт К. Масси

Друзья Екатерины, находившиеся за портьерой и ширмой, с трудом сдерживали смех. Перед вошедшим Петром Шуваловым Екатерина извинилась, что заставила его ждать, поскольку «только что проснулась», и в подтверждение этой выдумки потерла глаза. Их беседа была долгой и продолжалась до тех пор, пока граф не сказал, что вынужден уйти, так как императрица ждала начала фейерверка.

Когда Шувалов удалился, Екатерина отдернула портьеру. Ширму отодвинули, и Екатерина увидела своих усталых, голодных и мучимых жаждой друзей. «Отлично, у вас будет что есть и пить; между тем как вы составляете мою компанию, справедливо, чтобы в угоду мне вы не померли бы у меня от голоду и жажды», – сказала она. Екатерина закрыла портьеру и снова позвонила в колокольчик. Появившуюся мадам Владиславову Екатерина попросила подать ужин – не меньше шести больших тарелок, уточнила она. Когда же принесли ужин и слуги удалились, гости вышли из своего укрытия и набросились на еду. «Признаюсь, этот вечер был одним из самых шальных и самых веселых, какие я провела в своей жизни, – вспоминала Екатерина. – Когда проглотили ужин, я велела унести остатки так же, как мне его принесли. Я думаю только, что моя прислуга была немного удивлена моим аппетитом». Гости ушли в приподнятом расположении духа. Понятовский надел светлый парик и плащ, поскольку всегда пользовался подобной маскировкой во время ночных визитов во дворец. Когда стражники спрашивали его: «Кто идет?», он отвечал: «Музыкант великого князя». Эта хитрость всегда помогала ему.

Через шесть недель после родов в маленькой дворцовой часовне состоялась служба за здравие дочери Екатерины. Однако церемония в честь маленькой Анны, к сожалению, отличалась от той, которая была устроена по случаю рождения ее брата, Павла. Екатерина вспоминала, что размер часовни вполне подходил для Анны, тем более что «кроме графа Александра Шувалова, никто при этом не присутствовал». Петра и Понятовского на службе не было. Казалось, никому не было дела до дочери Екатерины, которая отличалась слабым здоровьем и умерла, прожив около года. Ее похоронили в монастыре Александра Невского, на похоронах присутствовали лишь Екатерина и Елизавета. Ни Петр, ни Понятовский не приехали. Во время службы обе женщины склонились над открытым гробом и, следуя ритуалам православной церкви, поцеловали мертвую девочку в ее холодный белый лоб. Вскоре Анна оказалась забыта. В своих «Мемуарах» Екатерина даже не упомянула о смерти дочери.

37

Падение Бестужева

Влияние канцлера Бестужева постепенно слабело. Враждебные настроения Шуваловых и вице-канцлера Михаила Воронцова подкрепились обвинениями французского посла в том, что именно Бестужев убедил своего друга Апраксина начать отступление. Кризис достиг высшей точки, когда маркиз де Лопиталь нанес визит Воронцову. Размахивая бумагой, французский посол сказал: «Граф, вот депеша моего двора, которую я получил и в которой сказано, что если через две недели великий канцлер не будет отставлен вами от должности, то я должен буду обратиться к нему и вести дела только с ним». Встревоженный Воронцов поспешил к Ивану Шувалову. Вместе они отправились к императрице и предупредили, что тень Бестужева омрачает ее собственный престиж в Европе.

Елизавета никогда не испытывала особой симпатии к канцлеру, но он был в какой-то степени продолжателем дел ее отца, которого она буквально боготворила. Долгие годы императрица полагалась на него в решении всех экономических и политических вопросов. Шуваловым так и не удалось убедить императрицу произвести замену, однако теперь ее уверенность пошатнулась. Ей сказали, что в Вене и в Версале было известно о пенсии, которую Бестужев получал от англичан. Ей также сообщили, что письма, написанные Екатериной Апраксину, передавались через канцлера. Она узнала, что союзники России считали, будто их предали из-за коррумпированности ее генералов и министров, а также махинаций при дворе великого князя. Поскольку было найдено несколько малозначащих писем, то почему нельзя предположить, что писались и другие, куда более опасные послания, которые вовремя спрятали или уничтожили? Почему Екатерина вмешивалась в дела империи? Подчеркивалось, что двор великого князя уже долгое время жил своей жизнью и пренебрегал приказами императрицы. Разве Понятовский оставался в Санкт-Петербурге не по причине того, что этого хотела Екатерина, а Бестужев предпочитал подчиняться воле великой княгини, а не императрицы? Разве не старались все угодить членам великокняжеского двора, поскольку именно великий князь и княгиня должны были стать будущими правителями России? Елизавету заверили, что она должна немедленно арестовать Бестужева и внимательно изучить его бумаги, чтобы доказать участие канцлера и великой княгини в делах, граничивших с предательством.

Елизавета назначила встречу с военным консулом на 14 февраля 1758 года. Вызвали канцлера. Бестужев сослался на болезнь. Его объяснения не были приняты в расчет, и ему приказали приехать немедленно. Он подчинился и сразу же по прибытии оказался арестован. Его лишили всех титулов, орденов и чинов и отправили домой как пленника, даже не потрудившись объяснить, в каких преступлениях он обвинялся. Чтобы убедиться, что свержение одного из самых видных государственных деятелей пройдет без лишних осложнений, это дело поручили императорской гвардии. Когда гвардейцы шли вдоль Мойки, где жили граф Александр и Петр Шуваловы, солдаты радовались и говорили: «Слава Богу, мы идем арестовывать этих проклятых Шуваловых!» Но затем они поняли, что должны взять под стражу не Шуваловых, а Бестужева, и тогда они начали ворчать: «Это не он, это другие давят народ!»

Екатерина узнала об аресте на следующее утро из записки Понятовского. Там сообщалось, что были также арестованы еще три человека: венецианский ювелир Бернарди, ее бывший учитель русского языка Ададуров и Елагин – бывший адъютант графа Разумовского, который впоследствии стал другом Понятовского. Читая эту записку, Екатерина поняла, что и против нее могут быть выдвинуты обвинения. Она была другом и союзников всех приближенных к Бестужеву людей. Ювелир Бернарди являлся человеком, чья профессия давала ему доступ во все самые знатные дома Санкт-Петербурга. Все доверяли ему, а Екатерина использовала, чтобы передавать и получать письма Бестужева и Понятовского. Ададуров, ее учитель, все это время оставался верен ей. Именно она порекомендовала его графу Бестужеву. Елагин же, по ее словам, был «человек надежный и честный; кто раз приобретал его любовь, тот нелегко ее терял; он всегда изъявлял усердие и заметное ко мне предпочтение».

Читая записку Понятовского, она встревожилась, но затем собралась и постаралась не показывать своей слабости. «С ножом в сердце, так сказать, – вспоминала она, – я оделась и пошла к обедне, где мне показалось, что большая часть из тех, кого я видела, имела такую же вытянутую физиономию, как и я. Никто ни о чем не говорил со мною во весь день». Вечером Екатерина отправилась на бал. Там она подошла к князю Никите Трубецкому, одному из членов комиссии,