Эльфийский бык - Екатерина Лесина

— На рынок и вправду ходить лучше утром. Тогда и булок купить можно. Или пирожков. Еще там картошку продают, фри… вкусная.

Она чуть прищурилась и вздохнула, но сказала иным взрослым тоном:

— Вредная только. Фаст-фуд.

— А еще что на рынке продают?

Ряды и вправду пустовали.

— Кто чего… молоко вот. Творог, если топят. Или сыр творожный. Лук. Морковку. Картошку. Тыквы, — принялась перечислять Данька, явно чувствуя ответственность. — Мясо вот. Колбасы. Сало…

Она вдруг запнулась и застыла, уставившись куда-то, а затем попятилась. И Яков Павлович тотчас подобрался.

— Малая… — этот рев перекрыл и курлыканье голубей, и все-то иные звуки, которыми еще полнился рынок. — Эй…

— Это кто? — Яков Павлович поглядел на человека в кожаной куртке и восхитился даже. — Какой типаж, однако…

— Это не типаж, — выдохнула Данька, втягивая голову в плечи. — Это Глыба.

— Похож.

Человек шел, и все-то, кому случалось встать на его пути, спешили убраться. А он не торопился, явно чувствуя собственное превосходство.

— Доброго дня, — вежливо поздоровался князь и прищурился этак, близоруко, хотя Софья Никитична подозревала, что со зрением у него все очень даже неплохо. — С кем имею честь беседовать?

— Еще один умник? — Глыба нависал.

И подавлял.

Данька вот и вовсе застыла, кажется, дышать боясь.

— Смею надеяться, хотя… подозреваю, что в этом мире есть люди, куда более интеллектуально одаренные.

— Чего?

Глыба наморщился. И качнулся. В движении этом, пожалуй, можно было бы усмотреть нечто угрожающее…

— Уймись, — раздался негромкий голос, и Глыба разом сник. Как-то вот даже отступил на шаг, видом своим показывая, что ничего-то этакого не имел в виду и даже близко не думал. — Доброго дня… а вы, сколь понимаю, Яков Павлович? Мне о вас сообщили.

А вот тип в костюме Софье Никитичне не понравился куда сильнее, чем Глыба. Пусть он был весьма опрятен и пытался казаться милым, но что-то такое скользнуло во взгляде.

Что-то такое, зацепившееся за серьги с изумрудами, пусть и махонькими.

И колечки.

И даже нить жемчуга, надевать который со спортивным костюмом было несколько странно, но князь попросил. А как Софья Никитична отказать ему могла?

— Тополев, — сказал он и поклонился, коснувшись губами руки Софьи Никитичны. — Леонид Евгеньевич…

И от прикосновения кольнуло силой.

Сканирует?

Как неприлично! Софья Никитична нахмурилась бы, но поймала успокаивающий взгляд Чесменова, которому Тополев пожал руку. И жал долго, тряс даже, при том радостно щурясь.

— Как вам тут? Говорят, вы здесь раньше жили, — произнес он и подал знак, после чего Глыба взял да исчез. Удивительных способностей человек. При его-то габаритах, чтобы вот так быстро и незаметно.

— Недолго, — ответил Яков Павлович. — И было это давно… мы тогда только-только поженились…

И взгляд бросил такой, что Софья Никитична покраснела.

Почему-то.

— Денег было мало… я хотел бы отвезти самую прекрасную женщину на море, но увы, возможностей хватило лишь на Осляпкино…

— Правда, принадлежало оно тогда… — начала было Софья.

— Вельяминовым, полагаю? — перебил Тополев и поморщился. — Да, да… многое, наверное, переменилось…

— Пожалуй. Все-таки столько лет. Странно было бы ждать иного. Но рынок, как вижу, прежний… а вот тот молодой человек, он кто?

— Он тут за безопасность отвечает…

Софья Никитична взяла Даньку за руку, удивившись, что рука эта совершенно ледяная. И сама девочка дрожала, что лист осиновый.

Боится?

Глыбы? Или этого вот, в костюме… костюм, к слову, отменнейший. Явно шит на заказ. И ткань с добавлением эльфийского шелка, только он дает столь характерный отлив. А вот цвет ярковат для первой половины дня.

— Не бойся, — тихо сказала Софья Никитична, и Данька вздрогнула, уставилась на нее огромными глазами, которые вдруг сделались яркими-яркими. Правда, ненадолго, тотчас погасли и вывели. — А у вас тут, значит, безопасно?

— Вполне…

— И если мы с Данечкой отойдем в магазин, нас никто не обидит⁈ — продолжала допытываться Софья Никитична. — Нам очень надо в магазин!

— Ну что вы… погодите… Глыба!

А вот орать так вовсе неприлично. Но Глыба появился, столь же быстро и не понять откуда.

— Будь добр, сопроводи…

— Софью Никитичну, — подсказал Яков Павлович, глядя с прищуром. — Пока мы побеседуем… полагаю, о делах финансовых? Я взял на себя труд изучить работу фонда и поражен всему, что вы делаете для людей. И я бы не отказался принять участие…

— Конечно! — расцвел Тополев. — Думаю, это возможно… люди должны творить добро!

А вот красиво врать он так и не научился. Хотя… может, у него времени не было потренироваться.

— Так что, Глыба, сопроводи и проследи, чтоб все было в ажуре. И сумки чтоб поднес. Ясно? А то ведь вам, наверное, тяжело будет…

Отказываться Софья Никитична не стала. Купить и вправду предстояло много.

Много позже, когда за окном уже стало смеркаться, а набегавшаяся за день Данька придремала прямо за столом, Софья Никитична не выдержала:

— Раньше все было иначе…

— Так вы бывали в Осляпкино?

— Приезжали с Людочкой. И с дедом её. Он возил внучку, показывал. Да и смотрел. Тогда людей было поменьше. И дома другие… старых почти не осталось.

Софья устроилась у окна. Выходило то на задний двор и сарай. Правда, в сумерках тот был почти неразличим.

— Знаете… а ведь и тогда-то… у них было особое молоко. У Вельяминовых. Я как-то и не понимала… кто его пробовал-то тогда…

— Погодите, — Даньку Яков Павлович поднял легко и перенес в комнату.

К слову, домик был пусть небольшим, всего на три комнаты, но вполне себе чистым.

— Стало быть, это молоко особое?

— Эльфийское, которое в Предвечном лесу, несколько отличается по вкусу, — Софья Никитична смотрела в окно. — Поэтому я и не поняла… а теперь вот все взяло и сложилось. Вы когда-нибудь видели эльфийских коров?

— Не доводилось как-то.

— Удивительной красоты животные. Правда, с норовом. К ним и подойти-то не всякий может… меня вот точно не подпустят. Мой дар… впрочем, не о том ведь. Что вам сказал этот человек?

— Ничего толком. Такие, знаете ли, туманные речи об общественном благе. Часть домов по улице пустые. А главное… вы не ощутили?

— Чего?

— Ментальное воздействие.

— Это же… — Софья Никитична прислушалась к себе. — Это