Сверхизбыточность. История роста населения, инноваций и процветания человечества на бесконечно богатой планете - Marian L. Tupy

г. временный генерал-капитан Манилы Родриго Виверо (1564-1636) потерпел кораблекрушение у берегов Японии. "Однажды, - отмечал Фернан Бродель, - Виверо "беззаботно беседовал с секретарем сёгуна в Йедо". m Секретарь критиковал испанцев за их гордыню, за их сдержанность. Затем он перешел к обсуждению их манеры одеваться, "разнообразия их костюмов, царства, в котором они настолько непоследовательны, что каждые два года одеваются по-другому". ... [Секретарь предложил] показать "на основании традиций и старых документов, что его народ не менял своего костюма более тысячи лет". " n

Так, французский путешественник Жан-Батист Шарден (1643-1713), проживший в Персии десять лет, в 1686 г. заметил: "Я видел костюм Тамберлана, который хранится в сокровищнице Испахана, и он точно такого же покроя, как одежда, которую носят здесь сегодня, без всяких различий.... [Персы] не стремятся к новым открытиям и нововведениям", так как "считают, что обладают всем необходимым для жизни и довольствуются тем, что есть". o

Этот заметный технологический и научный динамизм в Западной Европе после 1500 года не следует путать с эпохой устойчивых инноваций, начавшейся в середине XVIII века. Как заметил Грегори Кларк,

Существует общее, но не единодушное мнение, что современный экономический рост произошел задолго до крупных научных открытий XVI-XVII веков. Догмы древних греков, на которых основывалась средневековая наука, были отброшены в ходе широкой научной революции, часто датируемой 1543 г. и включавшей в себя достижения в области физики, астрономии, биологии, химии и анатомии человека. В то же время в Северной Европе повысился общий уровень грамотности населения и значительно увеличилось количество печатной продукции. Тем не менее даже в таких странах, как Англия, в период 1540-1760 гг. мало что говорило о росте производительности труда. В других регионах Европы, например в Италии, наблюдалась экономическая стагнация или спад. p

Поэтому стоит разобраться, почему научно-технический прогресс не привел к массовому росту уровня жизни в Европе в XVIII и особенно в XIX веке. В этой связи Мокир отмечает следующее:

Изобретения в эпоху до 1700 года ... обычно были результатом случайных удач, вспышек гениальной интуиции, обучения на практике и медленного накопления постепенных улучшений используемых методов. Это был "мир техники без механики, железоделания без металлургии, земледелия без почвоведения, горного дела без геологии, водоснабжения без гидравлики, красильного дела без органической химии, медицинской практики без микробиологии и иммунологии". q Технический прогресс в XVIII веке стал постепенно опираться на идеи натурфилософии, более полезную практическую математику и более тщательные экспериментальные методы, заимствованные из научной практики. Как только технический прогресс стал опираться на формальные и систематические знания, преимущество Европы быстро стало подавляющим. r

Мокир продолжает: "Теперь уже недостаточно было установить, что техника работает; людям было интересно узнать, как и почему она работает, и, добившись прогресса в этом направлении, можно было совершенствовать технику дальше". s К росту "формального и систематического знания" можно добавить большую либеральность (или инклюзивность) политических и экономических институтов, которые обеспечивали большую свободу мысли, выражения и экспериментов, а также свободу пользоваться изобретениями и инновациями в условиях, относительно защищенных от посягательств правящей элиты. ■

Сцена современности окончательно создана

Геополитическая конкуренция и инстинкты выживания европейской элиты способствовали созданию благоприятной среды для расцвета новых политических, экономических, научных и этических идей. Иными словами, Европа стала более свободной. Теперь континенту нужны были люди - больше людей, желающих и способных воспользоваться преимуществами новой либеральной атмосферы большей инклюзивности и открытости.

По счастливой случайности Малый ледниковый период закончился, и на Земле наконец-то стало теплеть. Более умеренный климат, а также более эффективные сельскохозяйственные культуры Нового Света, такие как картофель (в Европе), батат (в Китае) и кукуруза (в Африке), привели к значительному росту населения. За период с 1750 по 1850 год население Земли выросло с 800 млн. человек до 1,3 млрд. Население Европы увеличилось более чем в два раза - со 128 млн. человек в 1750 году до почти 300 млн. человек в 1900 году.

Увеличение численности населения позволило расширить специализацию и торговлю, что привело к росту производительности труда. Однако этот скачок роста оказался недолгим, и мальтузианские сдержки стали сдерживать долгосрочный рост населения. Растущий голод оказывал давление на производственную систему и приводил к политической нестабильности. В Индии рухнуло государство Великих Моголов. В Китае произошел ряд антиманьчжурских восстаний. Произошли волнения в Османской империи и крупные потрясения на юге Африки.

В Европе не обошлось и без новых конфликтов, включая Семилетнюю войну (1756-1763 гг.) и Войну за независимость Америки (1775-1783 гг.). Тем не менее европейские государства не разрушились, хотя некоторые из них, безусловно, трансформировали свои институты. Напротив, в целом они процветали. Почему? Потому что своеобразная геополитическая система Европы, а также революции в мышлении и этике позволили европейцам XVIII в. стать первым народом, который ответил на мальтузианское давление устойчивыми инновациями.

Общедоступные пастбища были огорожены, сельскохозяйственное производство стало более специализированным, а удобрения стали применяться более широко. Повышению эффективности способствовало использование таких устройств, как сеялка и молотилка, а также применение таких методов, как селекция. Эти инновации настолько повысили производительность труда, что для выращивания продовольствия требовалось все меньше людей, а рабочая сила стала перемещаться из сельского хозяйства в промышленность.

В предыдущих поколениях крестьянские хозяйства занимались мелкой промышленной деятельностью в домашних условиях. Однако по мере повышения эффективности сельского хозяйства все большее число людей становилось полноправными производителями. Промышленность также стала выходить за рамки домашнего хозяйства и переходить в мастерские и на заводы. Труд, таким образом, стал менее ориентированным на семью и более индивидуалистичным и подвижным. Одним из положительных последствий такой реорганизации труда стал упадок поддерживаемых государством производственных институтов, таких как гильдии, что открыло простор для индивидуального предпринимательства.

Кроме того, происходили огромные технологические инновации. Такие устройства, как паровая машина Ньюкомена (1712 г.) и ее последующая доработка Джеймсом Уаттом (1776 г.), изменили способы использования энергии. Инновации произошли и в европейском финансовом секторе: были изобретены векселя, рынки капитала и государственные долговые обязательства, которыми можно было торговать. Рынки капитала стали объединять ранее разрозненные и неликвидные активы, что привело к снижению цены капитала. Это стимулировало инвестиции, которые, в свою очередь, привели к появлению более доступного и дешевого капитала.

В политической сфере государство становилось самостоятельным субъектом, все более независимым от наследственной правящей элиты. Более того, от правительства все чаще ожидали повышения общего благосостояния народа, а не увековечивания целей ничтожной элиты. Рациональное развитие науки также ускорилось: химия пришла на смену алхимии, а геология перечеркнула прежние представления о возрасте Земли.

К 1850 году традиционная целостная система знаний и хищнические отношения