Город Перестановок - Грег Иган

– Очень мило, но про рот вы забыли, – объявила она.

– Пищу они вкладывают в углубление прямо под крыльями, – Дарэм развернул тельце насекомого, чтобы это продемонстрировать. – Еда цепляется за эти щетинки и разлагается выделяемыми ферментами. Может показаться, что она должна выпадать, но не выпадает – пока они не закончат переваривание и всасывание питательных веществ, а потом белки в щетинках меняют конформацию, и адгезия отключается. Весь их желудок – не что иное, как эти липкие капельки, открытые всем ветрам.

– Могли бы придумать и что-нибудь поправдоподобнее.

Дарэм рассмеялся.

– Вот именно.

Единственная пара крылышек, полупрозрачных и коричневатых, выглядела так, словно они состояли из того же вещества, что и экзоскелет. Каждая из четырёх лапок имела одно сочленение и оканчивалась чем-то вроде пёрышек. На хвостовом сегменте имелись буро-чёрные отметины, напоминающие середину мишени, только без «яблочка» в центре; из нижней части ободка торчала тёмная трубка с игольно-острым концом.

– У ламбертиан диплоидный хромосомный набор, но только один пол. Любые двое из них могут вводить ДНК, один за другим, в определённые типы растительных клеток; их гены захватывают клетку и превращают её в нечто среднее между цистой и яйцом. Обычно они выбирают определённое место на стеблях некоторых видов кустов. Не знаю, можно назвать это паразитизмом или просто строительством гнезда на молекулярном уровне. Растение питает эмбрион и после процесса остаётся вполне здоровым, а когда молодь вылупляется, она отвечает услугой на услугу, распространяя семена. Миллиард лет назад предки этих живых существ позаимствовали некоторые механизмы контроля у поражавшего растения вируса. Подобных этому видов генетического обмена здесь много, царства живой природы биохимически гораздо ближе, чем на Земле.

Мария отвернулась от экрана. Самое глупое, что ей всё время хотелось задавать вопросы, выпытывать детали.

– Что дальше? – поинтересовалась она. – Вы ещё приблизите эту тварь и покажете мне детали анатомического строения, устройство клеток, белки, ячейки «Автоверсума», и это должно меня убедить, что в «Автоверсуме» находится вся планета? Разморозите её, пустите летать, а я должна буду заключить, что ни один компьютер реального мира никогда не смог бы запустить организм столь сложный, смоделированный на таком глубоком уровне? Будто я могу лично подтвердить, что каждый взмах его крылышек соответствует последовательности из нескольких триллионов состояний клеточного автомата. Та же история, что и с результатами уравнений. Это ничего не доказывает.

Дарэм медленно кивнул.

– Хорошо. А что, если я покажу вам какие-нибудь другие виды? Или историю эволюции? Палеогенетические записи? У нас регистрируются все до единой мутации, начиная с года ноль. Хотите посидеть с ними и посмотреть, насколько они аутентично выглядят?

– Нет. Я хочу работающий терминал. Хочу, чтобы вы позволили мне позвонить моему оригиналу. Хочу поговорить с ней, и вдвоём мы, вероятно, решим, что мне делать, когда я выберусь из этого поганого дурдома и переберусь на свой аккаунт в JSN.

Дарэм выглядел смущённым, и на мгновение Мария поверила, что наконец достучалась до него. Но он тут же заявил:

– Я разбудил вас не без причины. Скоро мы собираемся вступить в контакт с ламбертианами. Это могло произойти и раньше, но были некоторые осложнения, политические пертурбации.

Теперь она его совершенно не понимала.

– Контакт с ламбертианами? Что это должно значить?

Дарэм указал на неподвижное насекомое, всё ещё обращённое к ним брюшком и гениталиями.

– Это не просто случайно подвернувшийся вид, а вершина жизни в «Автоверсуме». Они разумны, обладают сознанием и очень умны. Технологиями они почти не владеют, зато их нервная система почти в десять раз сложнее человеческой, а для решения некоторых задач они могут заходить и гораздо дальше, образуя своими роями нечто вроде компьютеров. У них есть физика, химия, астрономия. Им известно о существовании тридцати двух атомов, хотя управляющих атомами законов клеточного автомата они пока не вычислили. И ещё они построили модель прапланетного облака. Это разумные существа, и им хочется знать, откуда они взялись.

Мария провела рукой перед экраном, повернув ламбертианина обратно головой к ним. Она начинала подозревать, что Дарэм действительно верит в каждое слово, которое произносит. В таком случае, может быть, не он сам придумал этих инопланетян. Может, какая-то другая его версия – оригинал из плоти и крови? – обманывает их обоих. Если дело обстоит именно так, она спорит не с тем, с кем нужно. Но что ещё ей делать? Возносить небу молитву об освобождении?

– В десять раз сложнее человеческого мозга? – повторила она, еле шевеля языком.

– Их нейроны используют для передачи сигнала полимеры-проводники вместо потенциала действия на мембранах. Сами клетки по размеру сравнимы с человеческими, но каждый аксон и дендрит способен переносить множественные сигналы, – Дарэм сдвинул точку обзора в глубь глаза ламбертианина и продемонстрировал. Нейрон зрительного нерва при ближайшем рассмотрении включал тысячи молекул, похожих на верёвки с хитро вывязанными узлами и протянувшихся по всей длине клетки. В дальнем конце каждый полимер соединялся со своего рода пузырьком-везикулой. Узенький молекулярный канатик казался крохотным даже рядом с этим микроскопическим мешочком из клеточной мембраны, отделённым от внешнего мира. – У них почти три тысячи разных нейромедиаторов; всё это белки, состоящие из трёх субъединиц, каждая из которых существует в четырнадцати вариантах. Немного напоминает человеческие антитела – тот же трюк для образования широкого спектра форм. И они связываются со своими рецепторами столь же избирательно, как антитело с антигеном, так что каждый синапс представляет собой биохимический коммутатор на три тысячи каналов без малейшей возможности перепутать линию. Такова молекулярная основа мышления ламбертианина. – Не без иронии, он прибавил: – А это больше, чем имеем вы или я, у нас нет молекулярной основы для чего бы то ни было. Мы по-прежнему пользуемся старыми мозаичными моделями человеческого тела – расширенными и модифицированными по вкусу, но базирующимися на тех же принципах, что и первая говорящая копия Джона Вайнса. Существует долгосрочный проект с целью дать людям возможность вычисляться на атомарном уровне… но, не говоря о политических сложностях, даже энтузиасты этого дела постоянно находят себе более насущные занятия.

Дарэм вновь сдвинул точку обзора, провёл её сквозь оболочку клетки и развернул, так что стала видна хвостовая часть нейрона. Цветовой код он сменил с атомарного на молекулярный, выделив разные нейромедиаторы различными оттенками. Потом разморозил изображение.

Несколько сереньких везикул – пузырьков, образованных липидной мембраной – вскрылись, исторгнув потоки ярко окрашенных пятнышек; кувыркаясь, пятнышки проплывали мимо точки обзора, оказываясь вблизи глобулами сложной неправильной формы, поражающими разнообразием структур. Дарэм вновь развернул точку обзора и двинул её вперёд, к противоположной стороне синапса. Наконец Мария различила разноцветные рецепторы, погружённые в клеточную мембрану принимающего сигнал нейрона: длинноцепочечные молекулы, скрученные в плотные кольца с углублениями неправильной формы на том конце, который виднелся снаружи клетки.