По ту сторону фронта - Георгий Брянцев

— Наступление наших войск продолжается. Эта весть, пожалуй, самая радостная для сердца советского человека, сердца партизана. Красная армия идет на запад. Удар за ударом наносит она зарвавшимся гитлеровцам. Только в среднем течении Дона за последние десять дней бойцы Красной армии освободили от оккупантов более восьмисот населенных пунктов…

Пар от дыхания сотен людей клубами поднимается в морозный воздух и тает в нем. Мигают огоньки цигарок. Партизаны вслушиваются в каждое слово молодого командира. Все надо запомнить. Завтра многие из них пойдут в села и расскажут крестьянам о последних событиях на фронте, сообщат, сколько взято пленных, сколько разбито и захвачено немецких танков, орудий, сколько сбито самолетов, какие потери понес враг в живой силе. Народ знает, что победа измеряется не только пройденными километрами.

— Слово за нами, товарищи! — продолжал Рузметов. — Новый год надо отметить новыми ударами. Мы сегодня в штабе бригады рассмотрели и утвердили план тринадцати операций. Есть среди них простые и сложные, большие и малые, трудные и легкие, но все их надо осуществить. Это дело партизанской чести. И крайний срок — завтрашняя ночь…

Рузметов поднял руку с часами к самым глазам и умолк, вглядываясь в светящийся циферблат.

— Ну вот, дорогие друзья, — продолжал он взволнованно, — вот и Новый год… Сейчас, в эту минуту, в Москве кремлевские куранты отбивают двенадцать ударов. Их слышат на Дальнем Востоке, на севере, на юге, в окопах и землянках на фронте, в цехах заводов, в колхозных клубах… Мы с вами не слышим курантов, но они бьют и для нас. Разрешите мне по поручению бюро подпольного окружкома и командования бригады поздравить вас с Новым сорок третьим годом, который приблизит победу и разгром врага… Мы не можем поднять новогодних бокалов по той простой причине, что их нечем наполнить. Так давайте вместо этого прокричим наше победное «ура». Пусть враг слышит и чувствует, что мы готовы к бою. За победу! Ура!

Многоголосый протяжный клич прогремел над поляной подобно грому и раскатился эхом по лесным просторам.

А с утра боевые группы покинули лагерь и вышли на новогодние задания.

Пушистый иней покрыл деревья и строения небольшого поселка, в котором до войны находился стекольный завод. Густой лес вплотную подошел к поселку. Дым из труб курчавыми столбиками поднимается над домами и растворяется в черном небе.

В натопленной большой избе, где размещаются местные полицаи, только что окончили «работу». На столе горит керосиновая лампа. Старший полицай и его ближайший подручный пересчитывают деньги, отобранные у мирных жителей. Предатели довольны — они собрали приличный куш.

Вот уж скоро два года будет, как они безнаказанно творят свое гнусное дело: грабят стариков, издеваются над измученными женщинами, беспощадно расправляются с семьями красноармейцев, партизан.

Но партизаны все знают и все помнят. Рано или поздно для каждого предателя подойдет черед расплаты.

Полицаи оканчивают подсчет денег и укладывают их в стол. На столе появляется литровая бутылка с самогоном и яичница.

— Садись, а то остынет, — приглашает полицай своего начальника и сам первый усаживается к столу.

Начальник следует его примеру. Отломив изрядную краюху хлеба, он подносит ее ко рту.

Но что это? В комнату вваливается поздний, непрошенный гость. От заиндевелого, ободранного и перехваченного в поясе веревкой зипуна валит пар. Брови и ресницы человека опушены снегом.

— Чего тебе надо? — грубо спрашивает старший полицай.

Вошедший робко оглядывается, дует на озябшие руки, кашляет в кулак, постукивает ногой о ногу и молчит.

— Тебя спрашивают, скотина безрогая, что надо?

— Мы из соседней деревни, — тихо говорит посетитель. — Кто тут будет господин старший начальник?

— Не видишь? Я начальник!… С какой бедой тебя черт принес?

— Дело есть к вам… с жалобой мы…

— А кто это мы?

— Как кто? — удивился вошедший. — Мы — я!

— Ну, так и говори, что «я», а не мыкай, — проворчал старший полицай.

— Да нам все одно, что «мы», что «я». Мы люди темные, неграмотные, — не торопясь, возразил посетитель.

Полицай бросил косой взгляд на стол. Яичница остывает. Вновь поднялась досада против незваного гостя.

— Ну, давай выкладывай, что надо, да и убирайся ко всем чертям, — поторопил он вошедшего.

— Мы можем и побыстрей, — ответил тот. — Мы с жалобой к старшему начальнику. Партизаны доняли, господин начальник.

— Что? Партизаны? Какие партизаны? — взволновался полицай.

— Какие? Самые что ни на есть обыкновенные. Вам-то лучше знать, вы ведь оберегать нас поставлены.

— Где? — заорал полицай и вскочил с места. — Где партизаны?

— Известное дело, где. В лесу, — спокойно ответил гость. — Они каждую ночь у нас ночевать повадились.

Полицай окончательно разозлился. Стынет ужин, соблазнительно блестит на столе литровая бутыль. А тут возись с этим оборванцем.

Кривоногий, коренастый, с лоснящимся от жира лицом, полицай подошел вплотную к жалобщику, заложил руки в карманы и, покачиваясь на широко расставленных ногах, строго спросил:

— А кто ты такой будешь, гусь лапчатый?

— Мы-то?

— Да, вы-то.

— Человек, известное дело, — спокойно ответил гость.

— Документ у тебя есть, сукин ты сын?

— А как же! Это можно показать. Потому как без документа все одно, что без рук. — И гость полез вначале в один, затем в другой карман. Не обнаружив там ничего, он задумался и похлопал себя по ляжкам.

— Ну, шевелись, паршивец! — прикрикнул старший полицай и поднес к носу гостя большой красный кулак.

— Мы и то шевелимся, — произнес посетитель и полез за пазуху.

Перед лицом полицая вдруг что-то зловеще сверкнуло.

— На тебе документ! — И выстрел в упор свалил на пол фашистского наймита. — И ты, гадина, не уйдешь! — Еще два выстрела, и второй полицай сполз под стол.

В комнату влетели дед Макуха и партизан Рахматулин.

— Порядок, товарищ командир! — заметил Рахматулин.

— Деньги из стола в мешок, — приказал Бойко. — Оружие забрать.

— Водочку и омлетик тоже, видать, прихватить надо, — осторожно сказал дедушка Макуха, лукаво поглядывая на командира.

Бойко не возражал.

— Ладно, только быстрей! — коротко бросил он.

Литровая бутылка с самогоном провалилась в карман деда. Яичница вместе со сковородкой, обернутые газетой, ладно примостились за пазухой.

— Пошли! — скомандовал Бойко.

— Вот тебе и Новый год! — ухмыляется дедушка Макуха, стараясь не отстать от идущих впереди партизан.