Папа - Павел Владимирович Манылов

работать, а просто побыть вдвоём со своей девушкой…

Стемнело. Валера мчал быстро, но аккуратно, привычно лавируя между машинами, изредка сигналя короткими гудками. Они въехали на прямую дорогу вдоль парка, где уже были видны огни станции.

Соседи по комнате отдыха были на ночном дежурстве, поэтому переодевались вдвоём.

– Ты домой? – спросил отец.

– Нет, куча дел ещё, поеду к Насте.

– Тогда давай халат, возьму домой. Постираем.

Костя снял халат и отдал отцу.

Послышались шаги, и дверь в комнату открылась. На пороге стоял Дмитрий Прохорович.

– Ну что, династия, отработали? – пробасил Колесников и пожал руку сначала Семёнычу, а затем Косте.

– Да, всё спокойно сегодня, – ответил Семёныч, – без происшествий.

– А труп в суде? – на удивление весело спросил главврач.

– Не наш. Когда мы приехали, уже был трупом, – ответил Семёныч, не понимая странной реакции Колесникова. – Приехали вовремя, в норматив уложились…

– Да знаю, знаю, Сергей Семёныч. Не оправдывайся, – перебил его главный, – к нам тут вопросов нет. А вот за то, что передумал, благодарю. Теперь сработаемся. – Колесников опять улыбнулся и подмигнул.

– Что передумал? Я не понял, Дмитрий Прохорович.

– Ну как же? Молодец, что позвонил. Галочка есть, в конце месяца расчёт.

Семёныч начал догадываться, о чём говорит Колесников, и посмотрел на Костю. По его выражению лица Семёныч понял, кто позвонил. Лицо его залилось краской. Он несколько секунд стоял молча, двигая желваками и не зная, что сказать, потом ещё раз посмотрел на сына и наконец ответил Колесникову:

– Я ещё раз повторяю, – медленно, чеканя каждую букву, произнёс он, – никому я не звонил и звонить не собираюсь. Я врач, а не гробовщик. Никогда, слышите, никогда больше не подходите ко мне с такими вопросами.

– У-у-у… – В одно мгновение Колесников изменился в лице. – А я-то думал, что ты умнее.

– Не ты, а вы, – парировал Семёныч, – и если вы ещё раз подойдёте ко мне с таким вот предложением, я напишу в прокуратуру и в Минздрав. Поедете опять баранку крутить.

Колесников сжал кулаки и сделал шаг вперёд. Семёныч не двинулся с места.

Костя уже прикидывал, как бросится в ноги главврачу, если начнётся драка. Но драка не случилась. Семёныч выдержал грозный взгляд бывшего борца, и Колесников остановился.

– Почему посторонние на станции? – взяв себя в руки, спросил главный. – Чтобы я больше этого безобразия не видел. А с вами, Сергей Семёнович, завтра мы обсудим все ваши проколы и все жалобы на вас. – Колесников развернулся и вышел, хлопнув дверью.

– Ты что наделал? – Семёныч дождался, когда стихнут шаги, и сел на стул.

– А я что, для себя старался? – Костя решил, что лучшая защита – это нападение. – Я что, себе эти деньги взял? Директор твой дело тебе предлагал. Мёртвым не поможешь уже, а о себе можно подумать. О семье своей.

– Ты барыга, а я врач. Вот и вся разница между нами. Ты карман свой лишь хочешь набить, а я жизни спасаю, – ответил Семёныч и как-то сник, опустив взгляд в пол.

Он не мог поверить, что сын это сделал вопреки его воле, решению, жизненным принципам.

– Да, барыга, ну и что? Кому-то плохо от этого? – не унимался Костя. – Я деньги зарабатываю, чтобы о семье заботиться. А ты только пьянство своё оправдываешь принципами своими дурацкими!

– Уходи отсюда. – Семёныч поднял налившиеся слезами глаза на сына. – Уходи.

Так же как и Колесников, Костя молча развернулся и, ещё громче хлопнув дверью, вышел из комнаты.

Глава 11.3

«Да пошёл ты!» – Костя выбежал со двора станции и быстрым шагом направился к автобусной остановке.

– Костя! – услышал он сзади голос Вениамина и обернулся, замедлив шаг.

– Приходи пораньше завтра. Новое оборудование пришло, поможем Валере всё установить. – Вениамин медленно шагал к нему, раскачивая небольшим портфелем. Застиранная сорочка, серенький галстук под такой же невзрачной безрукавкой вызвали у Кости отвращение.

– Идите вы на хрен со своим оборудованием, – со злостью ответил он, – мойте бабкам жопы сами. Так и будете здесь до пенсии прозябать. А потом за вами тоже приедут. Будете чесноком и яблоками друг друга угощать.

Веня остановился. Костя почувствовал, что задел его за живое, и, не дожидаясь реакции, пошёл в свою сторону.

Автобус был почти полный. Костя пробрался к окну, но не стал привычно смотреть сквозь стекло, а начал разглядывать всех, кто сейчас ехал вместе с ним.

Вот женщина, одинокая и усталая, держится за поручень и качается из стороны в сторону. На согнутом локте висит раскрытая коричневая сумка из кожзама – молния на ней сломана. В другой руке женщина держит стираный полиэтиленовый пакет, полный каких-то макарон или картошки. Костя не видел, что там, но точно знал, что там макароны или картошка.

Вот мужик, заводчанин. Худой, но с огромными руками, раскрасневшийся от выпитой после работы водки – он бодр и весел. Размахивая руками, что-то рассказывает своему соседу – деду в сером плаще и таком же берете с пимпочкой. Дед не отвечает ему, читает газету и периодически отворачивается, чтобы не вдыхать многослойный перегар мужика.

Вот компания молодых парней с немытыми волосами. То ли хиппи, то ли панки. На руках браслеты из бисера и разноцветных верёвочек. У одного за плечами старая гитара, у другого – холщовый мешок со звенящими бутылками. Один из парней с зелёными волосами, обернувшись, внезапно оказался девушкой с полной грудью.

Костя вдруг вспомнил Артура: его щеголеватую манеру одеваться, его неизменный синий шарф, повязанный по-итальянски. Потом вспомнил Сан Саныча: всегда строгий и идеальный костюм, начищенные ботинки, исключительно чёрного цвета, и часы – единственный аксессуар, который он позволял себе. Но отличала этих двух от пассажиров автобуса вовсе не одежда. Костя это понял сразу. Одежда была лишь следствием.

Во взгляде Артура и Сан Саныча была жизнь, надежда, стремление, независимо от настроения. А в своих попутчиках Костя смог разглядеть лишь смирение, безразличие, отчаяние и безнадёгу.

– Остановка «Больница», следующая «Ракетная».

Автобус остановился, двери открылись, и наружу, толкаясь, повалили приехавшие, протискиваясь между теми, кто пытался зайти. Остановка была не Костина, но он вдруг, работая локтями, пробрался к выходу и выскочил на улицу. «Никогда! Больше никогда я не сяду в автобус, троллейбус, трамвай. Никогда. А если не будет денег, я буду ходить пешком!» – гневно думал Костя.

– Клянусь, – проговорил он вслух и пошёл вдоль дороги, вытянув руку, чтобы остановить такси.

Через пятнадцать минут Костя уже был у дома Насти. Привычно перекинувшись парой фраз с консьержкой, он не стал дожидаться лифта и побежал вверх по лестнице.

Позвонил в дверь. Долго не открывали. Только после второго звонка он услышал шаги,