Папа - Павел Владимирович Манылов

Семёныч пошарил в карманах куртки. Ключи были на месте. Он открыл автомобиль, сел, завёл двигатель и, открыв бутылочку, отхлебнул сразу половину.

«Может, и чёрт с ним, с Димочкой? Не обращать внимания, потерпеть. Глядишь, и снимут его…» Он сделал ещё маленький глоток. На улице стемнело. Где-то бродили собачники, у магазина толпились люди, но скамейка возле подъезда была пуста. Сезон бабушек уже закончился. Было холодно.

Подъехал большой чёрный джип. Сверкнул ксеноном и заглох. Семёныч допил коньяк и включил магнитолу. Голос Высоцкого привычно заполнил салон.

Вдруг в боковое стекло кто-то постучал. Он повернул голову, но увидел лишь мощный торс. Чёрная кожаная куртка и чёрные джинсы. Семёныч открыл дверь и выглянул из машины.

– Э-э, Коста – это ты? – спросил здоровенный мужик с двухнедельной щетиной на лице.

Семёныч оглядел его с ног до головы. Весь его вид ничего хорошего не предвещал. Он глянул по сторонам. Кроме полностью затонированного джипа, на котором незнакомец приехал, никого не было.

– Да, это я, – ответил Семёныч и вопросительно посмотрел на мужика.

В следующую секунду он получил удар кулаком в голову и повалился в салон.

Пассажирская дверь открылась, и кто-то за плечи начал вытаскивать его из машины. «Лишь бы Костя пришёл не сейчас. Позже», – мелькнуло в голове. Он расставил в стороны руки, не давая вытащить себя из машины. Мужик, который ударил первым, пытался разжать его пальцы, вцепившиеся в ремень безопасности.

Нападавший схватил Семёныча за горло и начал душить. Инстинктивно он схватился руками за руки мужика, пытаясь ослабить хват. Это им и было нужно. Через мгновение второй дёрнул за плечи, и Семёныч вылетел на асфальт.

Били монотонно и жестоко, без единого возгласа. Семёныч тоже не кричал. Почему-то ему казалось, что единственная возможность выжить – это, закрывшись и сгруппировавшись, лежать, принимать страшные удары и надеяться, что всё закончится.

Он ничего не видел. Закрыв руками голову и скрючившись, как креветка, пытался напрягать мышцы и поворачиваться мягкими частями в стороны, откуда сыпались удары. Били ногами в тяжёлых ботинках.

Прошло, наверное, меньше минуты, но это время показалось вечностью. Рёбра уже были сломаны, одну ногу он не чувствовал, но был ещё в сознании.

Вдруг носок ботинка залетел ему прямо в печень. Он взвыл от боли, убрал руки от головы, закрывая корпус, и тут же получил удар арматурой по голове.

Свет выключился. Всё закончилось. Боль исчезла, оставив его одного посреди холодного ночного двора.

Эпилог

Костя лежал на верхней полке и, как заворожённый, наблюдал за мелькавшими в окне деревьями. До Москвы оставалось несколько минут, и маленькие станции всё больше походили на городские.

– Пап, через четыре минуты прибываем. – Костя опустил вниз голову и посмотрел на нижнюю койку.

– Да, сынок, у меня всё собрано.

Костя спрыгнул с верхней полки на пол, вытащил из ушей наушники и убрал плеер в рюкзак. Проводница заглянула к ним в купе, собрала грязную посуду и ещё раз напомнила, что они прибывают в Москву.

– Давай помогу. – Костя вытащил в коридор большую дорожную сумку, закинул на плечи рюкзак и поднял с пола деревянную трость.

Он помог отцу встать, подал трость и вывел его в коридор.

Наступать на ногу было ещё немного больно, но терпимо. Специальный бандаж стягивал едва зажившие рёбра. Семёныч сделал шаг, опершись о перила, подвинул шторку и выглянул в окно.

«В Москве не был лет пятнадцать», – подумал он, разглядывая перрон Казанского вокзала. Людские потоки спешили в разные стороны, соединяясь и сливаясь.

Поезд замедлился, фыркнул и остановился. Пропустив всех вперёд, Костя и Семёныч не торопясь двинулись к выходу.

Они выходили последними. На перроне, как всегда, в ярком костюме-тройке, их ждал Игорь Клейн. Моцарт принял у Кости сумку и помог Семёнычу сойти с поезда. Пожав им обоим руки, он взглянул на голову Семёныча, где виднелся страшный шрам, ещё не заросший.

– Я в курсе, – покачал он головой, – разговаривал с Настей недавно. – Не желая дальше развивать эту тему, он подхватил сумку, махнул рукой и неторопливым шагом направился к выходу с вокзала.

Серый «мерседес» ждал их на парковке. Молчаливый водитель, не проронив ни слова, вышел из машины и загрузил вещи в багажник. Моцарт сел вперёд, а Семёныч с Костей разместились на задних сиденьях.

– В котором часу вылет? – спросил Моцарт не оборачиваясь.

– В четырнадцать ноль-ноль, – ответил Костя.

– Отлично. – Моцарт вскинул руку и посмотрел на часы. – Времени вагон. До Шереметьева минут за сорок долетим.

– Слушай. – Он обернулся к Косте. – Ты как умудрился билеты достать на «Париж – Дакар»? Это и здесь сделать непросто.

– Ха-ха! – весело рассмеялся Костя. – Места нужно знать. Есть одно агентство туристическое. В том же здании, что и кардиология. Если надо – и на Луну могут отправить.

Семёныч задремал. Костя уставился в окно и всю дорогу восхищённо наблюдал за всем, что попадалось им на пути. Дома, магазины, вывески, люди, автомобили – всё это завораживало и притягивало его. Он уже видел себя здесь, среди этих людей и этой жизни. Вот так же, из окна дорогого автомобиля.

«Жалко, что турок пришлось обмануть, – подумал Костя и улыбнулся, – обещал же в Турцию первый раз поехать. Зато узнаю, как на самом деле пахнут каштаны».

До Шереметьева доехали быстро. «Мерседес» притормозил у входа в терминал. Моцарт выбежал первым и открыл Семёнычу дверь. Костя забрал из багажника свой рюкзак и сумку, оглядел огромный терминал и толпящихся у входа людей.

– Отойдём на секунду, – позвал Моцарт.

Он отвёл Костю в сторону и протянул узкий белый конверт:

– На, возьми, здесь пятьсот евро. Вам пригодятся. И ещё… Я по своим каналам договорился: за полдня до старта вас посадят в кабину и прокатят в том самом КамАЗе. В конверте все контакты. Пообщаетесь с пилотами, фотографии сделаете и так далее. – Он хлопнул Костю по плечу. – Давайте, хорошего полёта. – Махнул Семёнычу, прыгнул на заднее сиденье, и через несколько секунд его «мерседес» уже скрылся за поворотом.

Костя и отец ещё минуту постояли на улице, растерянно оглядываясь и не решаясь зайти в здание аэропорта. Наконец Костя обнял папу за плечи, поцеловал в голову и весело сказал:

– Ну что, пап, полетели в Париж?

– Да, сынок, – Семёныч кивнул, и они вошли в терминал.

КОНЕЦ