Императрица Орхидея - Анчи Мин

Я думала о здоровье Сянь Фэна и о том, что, возможно, моему ребенку придется расти без отца.

— И вот теперь мы должны молча наблюдать, как пятитысячелетняя китайская цивилизация приходит к концу, — задумчиво произнес принц Гун, поднимаясь с места

— Некоторое время мы не виделись с Его Величеством. Вы встречались с ним в последнее время?

— Он не хочет меня принимать. А когда такое происходит, он называет меня и моих министров компанией идиотов. И угрожает обезглавить Чжи Цзиня и моего тестя. Он подозревает их в предательстве. Перед тем, как отправиться на переговоры, оба достойных мужа совершили в своей семье все прощальные церемонии. Они сами считают свою казнь абсолютно реальной, потому что не надеются на успех переговоров. В наших семьях все пьют рисовое вино и молятся за них. Моя жена просто в отчаянии. Она обвиняет меня в том, что я втянул ее отца в безнадежное дело. И обещает повеситься, если что-нибудь с ним случится.

— А что будет, если Сянь Фэн откажется подписывать договор?

— У Его Величества нет выбора. Иностранные войска уже стоят в Тяньцзине. И Пекин скоро станет их главной мишенью. Они приставили нож к нашей груди. — Глядя на Тун Чжи, принц Гун сказал: — Боюсь, что мне пора возвращаться к делам.

Я смотрела на его удаляющуюся спину и радовалась тому, что у маленького Тун Чжи такой замечательный дядя.

Всего через несколько недель после дня своего рождения Тун Чжи должен был участвовать в своей первой церемонии. Она называлась «Три ванны». Согласно наставлениям предков, эта церемония должна была упрочить место моего сына во вселенной. Вечером накануне ритуала весь мой дворец был заново вычищен и разукрашен, все его балки и карнизы задрапированы красным и зеленым шелком. К девяти часам утра все было готово. Перед дверями и в коридорах висели красные светильники в форме тыкв.

Особую приподнятость у меня вызывало то обстоятельство, что на церемонию получили приглашение моя мать, сестра и брат. В этот день они должны были впервые в жизни переступить границу Запретного города. Я воображала, как обрадуется мать, когда возьмет на руки своего внука Мне очень хотелось, чтобы она при этом улыбалась. Кроме того, я пыталась представить, как поведет себя Ронг, когда я скажу ей, что присмотрела ей в качестве мужа одного молодого человека.

Гуй Сяну недавно даровали титул нашего отца. Теперь перед ним открывались в жизни две перспективы: либо оставаться в Пекине и спокойно проживать свое ежегодное содержание, либо идти по стопам отца и прокладывать свой путь при императорском дворе, в смысле делать чиновничью карьеру. Гуй Сян выбрал первое, что меня ничуть не удивило, потому что ему никогда не хватало отцовской энергии. Тем не менее в его решении была и хорошая сторона: он все время будет находиться при матери, что для нее совсем неплохо.

Когда солнце уже достаточно прогрело воздух, а запахи цветов стали сильнее, начали прибывать гости. Среди них, между прочим, были и старшие наложницы дедушки виновника торжества, императора Дао Гуана. Я прекрасно помнила этих старых кровожадных ворон из Дворца доброжелательного спокойствия.

— Не стоит себя настраивать против них, моя госпожа, — сказал Ань Дэхай. — Надо воспринимать их присутствие как большую честь. Они очень редко осмеливаются появиться на публике, потому что буддистам предписано наслаждаться уединением.

Эти дамы приезжали группами. Они были в неопрятных, поношенных одеждах из хлопка. Свои подарки они упаковали не в красные коробочки, а в желтые, причем упаковка была сделана из засохших листьев. Вскоре я поняла, что содержимое всех этих коробочек одинаковое: маленькие фигурки сидящего Будды из дерева или нефрита.

Я стояла у дверей и приветствовала гостей, одетая в чудесное персиковое платье. Рядом мои придворные дамы держали на руках Тун Чжи, туго запеленутого в золотые пеленки. Он только что проснулся и был в хорошем настроении. На всех подходящих к нему гостей он смотрел глазами мудреца. Когда солнце поднялось над крышами, стали приезжать родственники, живущие за пределами Запретного города, и среди них принц Гун и принцы Чунь и Цзэ со своими женами и детьми.

Император Сянь Фэн и Нюгуру появились в полдень. Красочно одетые евнухи на полмили выстроились в два ряда на пути Их Величеств. Вслед за императорской четой появились их троны: драконий трон Сянь Фэна и фениксовый трон Нюгуру.

Император приходил ко мне во дворец накануне вечером и принес для Тун Чжи подарок: свой собственный ремень, сплетенный из конского волоса и белых шелковых лент. Он благодарил меня за то, что я подарила ему сына.

Я собрала все свое мужество и сказала, что чувствую себя очень одинокой. Пусть у меня есть Тун Чжи, все равно я не могу избавиться от чувства беспокойства и потерянности. Я умоляла императора провести со мной ночь.

— Сянь Фэн, мы не спали вместе так давно! — сказала я.

Он понимающе покивал головой, однако на ночь не остался. Последние несколько месяцев он занимался тем, что заселял покои Летнего дворца красавицами со всей страны. Мне же он ответил:

— Видишь ли, я не совсем здоров. Доктор посоветовал мне спать в одиночестве, чтобы не допустить истечения жизненной энергии.

С некоторых пор я начала понимать Нюгуру, и Юн, и Ли, и Мэй, и Юй, а также всех тех, кого Сын Неба вообще не помнил и никогда не награждал своим присутствием

— Я подписал эдикт, дарующий тебе новый титул, — сказал император на прощание. — О нем ты узнаешь завтра, и надеюсь, что тебе он понравится. С завтрашнего дня ты будешь иметь тот же самый ранг и титул, что и Нюгуру.

Церемония «Три ванны» началась. Нюгуру дала присутствующим наложницам разрешение сесть. Все они были разряжены так, словно собрались в оперу, постоянно оглядывались по сторонам и все критиковали. Нюгуру обратилась также и ко мне:

— Прошу вас, сядьте, моя младшая сестра — Взгляд ее уже не был столь враждебным, хотя жесткие линии макияжа все же показались мне пугающими.

Я заняла кресло рядом с ней. Все вокруг будто нюхом почувствовали, что Нюгуру собирается говорить, придвинулись поближе к трону и вытянули шеи, демонстрируя тем самым свою готовность слушать.

— Горе мне как женщине, — заговорила Нюгуру, обращаясь к присутствующим — Я виновата перед Его Величеством и чувствую себя несчастной оттого, что не смогла зачать ему ребенка. Тун Чжи — это возможность доказать Его Величеству мою преданность. Я почувствовала себя матерью этого ребенка еще в то время, когда живот госпожи Ехонала начал полнеть. — Она улыбнулась своим собственным словам. — И нынче своего сыночка я просто обожаю.

В ее голосе не слышалось ни малейших признаков издевки. Мне так хотелось поверить в ее искренность! Если она чувствует к Тун Чжи только любовь, то я с радостью соглашусь разделить с ней радости материнства. Но инстинкт подсказывал мне другое, я чувствовала, что доверять этой женщине ни в коем случае нельзя.

— Разделите со мной мое счастье! — провозгласила между тем Нюгуру. — Встречайте моего небесного мальчика, Тун Чжи!