Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина де Жирарден

Кстати о лошадях — впрочем, немножко иного сорта — мы наконец побывали в прославленном манеже, о котором идет так много разговоров[357]. И что же? — О, манеж поистине великолепен!.. это настоящий памятник архитектуры, это целый город. Там можно провести полгода безвылазно и не почувствовать скуки; там можно не только ездить верхом, но и наслаждаться многими другими радостями. Своды манежа так высоки и так гулки, что туда входишь с благоговением и говоришь только шепотом: это другая церковь, разве что с песчаным полом. Манеж окаймляет элегантная галерея, состоящая из множества хорошо отапливаемых и с величайшим изяществом обставленных салонов, откуда матери могут наблюдать за тем, как их сыновья и дочери берут уроки верховой езды; в этих же салонах юные наездницы переодеваются в обычное платье. За галереей располагаются салоны для беседы и для игры в вист, столовая, бильярдная, раздевалка, библиотека и мастерская художников; затем фехтовальный зал, салон для курящих, таинственный будуар, заставленный конскими скелетами, учеными трудами по ветеринарному искусству и руководствами по верховой езде; здесь ни в чем нет недостатка: ни в книгах, ни в рисунках и гравюрах, ни в статуэтках, ни в диковинах; это подлинное гиппологическое царство, которое не может не нравиться профессиональным лошадникам, но еще больше пользы принесет невежественным любителям: ведь конная наука, как и всякая другая: физика и медицина, политика и статистика — плодит своих знатоков. У спортсменов[358], этих элегантных мономанов, этих вздорных умников, свои претензии на ученость; педанты встречаются не только среди пеших, но и среди конных, так что наши юные денди должны радоваться прекрасной возможности в короткое время выучить несколько специальных терминов модной науки. Что может быть приятнее, чем щегольнуть в разговоре двумя десятками слов, которых не понимает никто из окружающих!

Лошади в этом храме гиппологии чувствуют себя не хуже людей: здесь говорят о конюшне на шестьдесят лошадей, как в других местах — о столе на шестьдесят персон; конюшни трехэтажные, а скоро обещают оборудовать еще и превосходные подземные стойла. Все для лошадей — и каких лошадей! Забудьте этих старых обманщиков, которые в прежние времена так любезно подставляли спину всякому, кто желал прокатиться на них по манежу; забудьте этих вероломных эгоистов, которые, желая набить себе цену, внушали вам самые ложные представления о характере им подобных и награждали вас одним-единственным умением — умением изящно свалиться с первой же настоящей лошади, на которую вы сядете; забудьте этих четвероногих сомнамбул, этих скакунов на колесиках, которые именуются в наши дни лошадями для манежа, а некогда именовались Росинантами. Сегодня от всего этого не осталось и следа; все переменилось самым решительным образом, и искусство верховой езды действительно сделалось искусством. Сегодня… то, что мы сейчас скажем, вас удивит, вам трудно будет нам поверить, но вы убедитесь, что мы говорим правду, — так вот, сегодня тот, кто берет уроки верховой езды, научается ездить верхом, что само по себе вещь неслыханная. Но и это еще не все, в манеже его научат также законам элегантности и правилам хорошего тона. Эта конюшня — заведение куда более фешенебельное, чем многие из наших салонов; общество здесь самое избранное; доступ сюда получают только люди и лошади хороших родов.

На минувшей неделе все разговоры вертелись вокруг открытия парламентской сессии. Вот отчет о вчерашнем заседании[359]: оживление в зале; крики: голосовать! Голосовать! Оживление в зале, шум в зале; негодование слева, бурные протесты справа; оживление, шум слева, гам справа; бурные и многочисленные протесты; ропот слева; снова ропот слева; оживление, шум, резкие протесты и проч… Как же можно не говорить о таких важных вещах? Ведь это называется обсуждением политики государства!.. Несчастное государство!.. Некто назвал коалицию парламентским мятежом. Мятежом — да; парламентским — ни в малейшей степени.

Те, кого политика путаников и завистников печалит, утомляет и обескураживает, обсуждают мадемуазель Рашель и мадемуазель Гарсиа. Лучше две юные девушки, исполненные таланта и вдохновения, чем два десятка старых безумцев, не имеющих ни единой мысли в голове.

Огюст Пюжен. Пале-Руаяль.

Благотворительность вступает в свои права: на грядущей неделе начнутся торговля и лотерея в пользу польских изгнанников; очаровательные волшебницы, добрые феи, совершают по этому случаю настоящие чудеса. В благотворительных мастерских работа кипит уже целых три месяца; дамы, посвятившие себя милосердию, не знают ни минуты покоя; эти добродетельные женщины трудятся, как каторжные, если не хуже, ибо усердие сильнее покорности, великодушие деятельнее стыдливости, впрочем, на свой лад тоже весьма деятельной. Нам сулят шедевры вышивки и рисунка, а также вязания! как могли мы забыть о вязании — рукоделии элегантном по определению и вошедшем нынче в такую моду. Пожалуй, даже в ужасные времена вязальщиц[360]дамы не вязали с таким усердием. На сей раз этому невинному труду предаются не злобные мстительные фурии, а особы изящные и прекрасные, нимало не жестокосердые, не жаждущие никаких кровавых расправ и могущие разве что со смехом потребовать смены кабинета. Так вот, знаете ли вы, что именно вяжут эти дамы? шнурки для звонков, покрывала для ног и бриоши. Бриоши производят настоящий фурор; это не те бриоши, которые подают к чаю, это те, которые подставляют под ноги, и ногам в этом гнездышке из перьев и шерсти становится очень тепло. На Польском базаре[361]вы найдете также массу подушек и подушечек, стульев, табуретов и кресел, расшитых самым восхитительным образом; но более всего поразят ваши взоры ширмы, изготовленные княгиней С… и княгиней де В… Вышивка, покрывающая эти ширмы, не уступает живописному полотну. Очаровательные творения не только радуют взор, но и пробуждают сладостные мысли; все эти чудесные вещи вдохновлены великодушными побуждениями; знатные работницы, которым они стоили стольких трудов, следовали тому возвышенному девизу, который однажды уже изменил мир: Любовь долготерпит и милосердствует![362]