Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети - Евгений Морозов

Даже лучшие умы в правительстве и академической среде не могут ответить на большинство этих вопросов. Однако если они настолько не уверены в характере влияния интернета на нашу собственную демократию, насколько они могут быть уверены в том, что Сеть послужит становлению демократии в странах, где она и без того в дефиците? Можно ли верить в то, что пользователи интернета из авторитарных стран, многие из которых почти не сталкивались с демократией в жизни, возьмут себе аватарку Томаса Джефферсона в Сети? Не преждевременно ли навязывать им средство коммуникации, если сам Запад еще не вполне понимает, как совместить его со своими собственными политическими институтами? Нельзя же призывать к ужесточению регулирования работы сайтов вроде “Викиликс” (так летом 2010 года поступили многие американские политики), одновременно критикуя за такие же поползновения Китай и Иран!

Если выясняется, что интернет помогает подавлять инакомыслие (а также усиливает неравенство в области доступа к медиа, разрушает представительную демократию, укореняет психологию толпы, сводит на нет неприкосновенность частной жизни и лишает нас информации), то не очень понятно, как распространение “свободы интернета” может помочь распространению демократии. Может быть, конечно, что интернет ничего дурного не делает. Важно лишь понимать, что спор о влиянии интернета на демократию не окончен, и не делать вид, что вердикт уже вынесен.

Какие бы выводы ни сделал Запад из наблюдений за интернетом в демократической среде, они едва ли применимы к авторитарным государствам. Всякий раз, когда китайские власти ужесточают меры в отношении интернет-кафе, работающих без лицензии, мы усматриваем в этом попрание демократических свобод, а не проявление общественного беспокойства. Как будто китайских или российских родителей не тревожит мысль, чем заняты в свободное время их дети!

Сходным образом, когда мы обсуждаем влияние интернета на наши мышление и образование (считаясь с вероятностью того, что он скорее мешает, чем идет на пользу), мы редко учитываем авторитарный контекст. Трудно представить себе, чтобы один из ведущих американских журналов сделал гвоздем номера статью “Оглупляет ли ‘Гугл’ Китай?” (именно так поступила в 2008 году редакция “Атлантик”, правда, не упомянув Китай). Почему? А потому, что “Гугл” якобы может оглуплять только американцев и европейцев. В отношении всех остальных он является исключительно орудием просвещения. Многие на Западе признают, что интернет не сгладил, а, возможно, только обострил многие негативные аспекты политической культуры (вспомним, например, разговоры о “комиссиях смерти”), утверждая при этом, что в авторитарных государствах интернет дает больше возможностей распознавать пропагандистские ухищрения. Но почему тогда столько людей, живущих в свободной стране, где свобода мнений ничем не ограничена, продолжают верить в предельные упрощения и в ложь, если факты так легко отыскать – при помощи “Гугла”? Этот вопрос западные наблюдатели должны задавать себе чаще.

Нигде тенденция к восхвалению влияния интернета на зарубежные страны так не сильна, как в американской политике. В 2009 году, во время визита в Шанхай, президент Обама расхваливал интернет, заявляя, что “чем свободнее протекает обмен информацией, тем сильнее становится общество, поскольку тогда граждане стран всего мира могут заставить правительства отвечать за свои поступки. Люди начинают самостоятельно думать. И это рождает новые идеи. Это помогает творчеству”. Напротив, выступая в Хэмптонском университете (штат Виргиния) менее чем полгода спустя, Барак Обама послал почти противоположный мессидж, пожаловавшись на “круглосуточное воздействие медиа, которые бомбардируют нас всевозможной информацией и предлагают нам всевозможные суждения, ценность которых не всегда велика… С появлением айподов, айпадов, иксбоксов и плейстейшн… информация становится отвлекающим фактором, формой развлечения, а не инструментом, расширяющим возможности, не средством освобождения”.

Хиллари Клинтон, ныне главный защитник свободы интернета, в прошлом, когда она была младшим сенатором от штата Нью-Йорк и была подотчетна избирателям, высказывалась гораздо осторожнее. Одним из немногих резонансных законопроектов, соавтором которого она выступила, был законопроект 2005 года (по иронии, соавтором Хиллари Клинтон выступил Сэм Браунбек, еще один защитник свободы интернета), предполагающий увеличение государственных ассигнований на изучение “влияния электронных медиа, в том числе телевидения, компьютеров, видеоигр и интернета, на когнитивное, социальное, физическое и психологическое развитие детей”. В 2005 году в получившей широкую огласку речи Хиллари Клинтон назвала интернет “наиболее серьезным технологическим вызовом, с которым сталкиваются дети и родители… Когда дети без присмотра выходят в интернет, он может стать очень опасным. В Сети для детей очень велик риск наткнуться на порнографию, стать жертвой кражи персональных данных, эксплуатации, если не насилия и похищения со стороны незнакомцев”.

Однако подобное может случиться, разумеется, лишь в американском секторе интернета. Китайским и российским родителям тревожиться совершенно не о чем: они могут попросить правительство что-то предпринять. Это отдает неким цифровым ориентализмом. Так наши предрассудки в отношении Востока превращаются в безусловное восхищение им. Хотя это может быть единственным средством излечения от вины за империализм, идеализация политики авторитарных государств не пойдет на пользу ни гражданам этих стран, ни тем из нас, кто предпочитает, чтобы эти государства когда-либо стали демократическими. В 2006 году двоим популярным китайским блогерам Massage Milk и Milk Pig надоела некритичная оценка китайского сегмента интернета иностранными комментаторами. Они написали: “По объективным причинам, которые каждому понятны, блог временно закрыт,” – и стали ждать звонков западных журналистов. Дождались. Би-би-си сообщила, что блог “закрыт властями” и что запрет был приурочен к ежегодной сессии китайского парламента. “

Репортеры без границ” опубликовали заявление, в котором осудили практику цензуры. Вот только цензоры были ни при чем.

Люди, знакомые с историей внешней политики США, могут сравнить попытки сделать отцов-основателей Кремниевой долины и интернет послами американской культуры с попытками Госдепа в середине 50-х годов навязать ту же роль чернокожим джазменам. Точно так же, как неамериканцам предлагалось поверить в то, что джаз аполитичен (несмотря на то, что ведущие американские джазмены в собственной стране подвергались дискриминации), людей за пределами США сейчас пытаются убедить в том, что интернет также аполитичен (и пусть гендиректоры ИТ-компаний, призванные нести миру благую весть о свободе интернета, вынуждены мириться с растущими аппетитами Агентства по национальной безопасности). В прошлом это едва ли помогало достижению целей американской внешней политики. Дело не в том, что правительство США не должно пользоваться тем, что “страной приписки” многих популярных интернет-компаний являются Соединенные Штаты, а в том, что дипломаты не должны забывать, что эти компании – американские, и принимать в расчет сопутствующие этому ярлыку предрассудки и ожидания.