Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора - Лестер Брукс

этой ноты. Он попросил редактора смягчить отдельные фразы и исправить его перевод.

Эксперты министерства иностранных дел напрягали свои мозговые извилины, лихорадочно копаясь в англояпонских словарях в поисках более подходящих и приемлемых выражений и оборотов речи. В результате длительной дискуссии они приняли такой вариант: «Император… будет ограничен в своем правлении приказами Верховного главнокомандующего союзных войск». Это стало официальной версией ноты Бирнса, принятой министерством иностранных дел Японии.

В штаб-квартире армии в Итигая генерал Умэдзу, начальник штаба, и подчиненные ему офицеры собрались в 8:20 утра для рассмотрения ответа союзников и пришли к выводу, что выдвинутые ими условия были абсолютно неприемлемыми.

Столкнувшись с яростной оппозицией, начальники штабов армии и флота были вынуждены просить аудиенцию у его величества. В небольшой комнате, рядом с библиотекой, Хирохито встретился с Умэдзу и Тоёдой. Присутствовал также генерал Хасунума.

Генерал Умэдзу, как старший по возрасту и ветеран армии, начал говорить первым в торжественном тоне; он представил подробный разбор ноты союзников. Затем он рассказал Хирохито о горестных последствиях ее принятия. Его убедительная речь была способна потрясти даже медного идола и превратить его в груду металла.

Несомненно, оставалась одна альтернатива: отвергнуть наглые требования и продолжать сражаться до последнего. С великой радостью солдаты умрут за своего императора и свою страну. Принять подобные условия мира означало оставить без поддержки экспедиционные корпуса на Тихом океане и не только подвергнуть страну опасности иностранного вторжения, но и обречь ее на разрушение. Миллионы солдат и моряков могут погибнуть, защищая последний рубеж страны. Однако иного выхода не было. Принять условия союзников было невозможно.

Генерал Хасунума, который по традиции всегда присутствовал на встречах представителей армии с императором, в течение многих лет имел возможность наблюдать поведение армейских лидеров в подобной обстановке. Более того, многих из них он знал лично. Наблюдая за Умэдзу и Тоёдой, внимательно слушая их речи, Хасунума почувствовал всю фальшь их заявлений.

«Оба начальника штабов, — заметил он, — давали свои советы, казалось, неохотно; как будто их вынудили к этому их подчиненные». Выводы Хасунумы подтверждались также тем фактом, что утром ему позвонили из Генштаба и предложили обсудить «неудовлетворительный» ответ союзников.

Хирохито внимательно выслушал мрачные прогнозы начальников штабов, но не поддался отчаянию и панике. Надо признать, он прочувствовал обращенный к нему искренний призыв двух своих воинов-ветеранов и сказал так: «Мы еще не получили ни одного официального ответа от союзников. Как только он придет, мы обязательно подробно рассмотрим его. Возможно, нам следует еще раз рассмотреть те положения документа, которые вызывают наибольшие сомнения». По выражению лица императора Хасунума понял, что Хирохито рассматривал обращение генерала и адмирала только как необходимую формальность; они всего лишь выражали мнение своих подчиненных.

Умэдзу и Тоёда, получив ответ императора, покинули зал аудиенций. Император в одиночестве, предписываемом дворцовым этикетом, с печалью осознал, что его подданные так и не услышали его, когда 10 августа на конференции он высказался о необходимости немедленно закончить войну.

Собравшись в доме Того, министр вместе с помощниками разрабатывали свою стратегию. Гаймусё следует занять наступательную позицию и настаивать на том, что ответ союзников вполне приемлем. Необходимо ускорить подготовку капитуляции, прежде чем оппозиция сумеет сплотиться, чтобы помешать этому. Мацумото и его коллеги уехали в министерство, оставив Того решать основную задачу.

Внешне непреклонный, как всегда, Того в этот момент позволил себе несколько расслабиться. Перед ним стояла серьезная задача: он должен был повести правительство за собой и принять ответ союзников. В эту минуту Того сожалел, что под рукой у него не было столь любимых им турецких папирос. Одна или две папиросы вполне могли успокоить его в этот ответственный час. Однако его врач запретил ему употребление алкоголя и табака, еще когда Того посетил Москву пять лет назад. Дипломат, благодаря своей стальной воле, немедленно бросил курить, притом что обычная его норма была 60 папирос в день. К алкоголю его отношение не было столь строгим, он позволял себе выпить от случая к случаю. Врач предсказывал, что он мог бы прожить до 90 лет и больше, если бы меньше волновался и проявлял заботу о своем здоровье. Вряд ли он мог бы сказать яснее: «Поменяйте место работы или готовьтесь к скорому концу». Но как можно было не ответить на зов родной страны?

Надев костюм и потрепав своего силихем-терьера по голове, Того с комфортом разместился на просторном заднем сиденье «бьюика». «Едем в кантэй», — приказал он и попытался привести свои мысли в порядок. «Моя задача, — размышлял он, — завоевать расположение военной верхушки, мне необходимо убедить большинство членов правительства, включая премьер-министра, поддержать меня. Если кабинет передумает, то мне настанет конец. И если я буду настаивать на своей точке зрения перед лицом большинства, выступающего за продолжение войны, кабинет будет вынужден подать в отставку. Это, в свою очередь, может означать не только потерю появившейся возможности установления мира, но усилит агитацию против окончания войны и будет означать конец всем надеждам на мир».

Но если он сможет убедить в своем мнении кабинет, то тогда сегодняшний день, подумал он, может стать поворотным пунктом, который завершит кровавую войну.

В резиденции премьер-министра Того увидел, что Судзуки, как обычно, «мерил шагами шканцы» в клубах сигарного дыма. Министр иностранных дел пригласил адмирала к столу и за чашкой зеленого чая подробно разобрал всю ноту Бирнса, пункт за пунктом. Судзуки кивал своей массивной головой на каждое объяснение Того, и он начинал верить, что едва ли не все его советы находят понимание у старика. (Он был слишком оптимистичен, как потом выяснилось.)

Того отправился во дворец, ненадолго заехав к Кидо и обсудив с ним ноту. Затем в 11 часов утра он предстал перед императором. Того заметил, что его волосы немного растрепаны, под глазами выделялись темные круги и лицо было бледно.

Министр специально для Хирохито проанализировал ответ союзников и беспощадно его раскритиковал. Было понятно, что все условия зависели от расположения союзников, от того, насколько они готовы заботиться о безопасности императора и сохранять его власть. Того подчеркнул, что союзники не глупые люди и они не собираются предпринимать что-либо незаконное в отношении императора и его семьи и тем самым вызвать сопротивление японского народа их действиям. Так что это было в их интересах, в целях поддержания мира и порядка, чтобы император мог править и дальше.

В худшем случае, предположил Того, оккупанты будут сохранять императорскую власть до проведения плебисцита. Но в случае проведения свободного демократического референдума народ выскажется за продолжение императорской системы правления.