Староград - Артем Рудик

и есть тот самый подарок Иного, который обещал мне помочь поднять народ на борьбу. Всё же та внезапность, с которой мы обнаружили этого беспомощного брошенного котёнка у своего порога, заставляет усомниться, что всё это обошлось без содействия моего нового божественного друга.

Как бы то ни было, если жизнь даёт тебе лимоны, делай лимонад. А потому первое, что необходимо было сделать — позвать Ришар записать финальное сообщение для всей Ронии. Для подобных целей мы с самого начала нашей борьбы организовали в одном из помещений центральных коллекторов комнату для вещания в прямом эфире со сложной схемой трансляции через, стоящие на поверхности брошенные военные радиовышки.

В ней же, перед большим мохнатым микрофоном на длинном кране, и села дива для записи объявления в прямом эфире по всем возможным каналам связи. Я расположился рядом, за импровизированным пультом звукорежиссера, и дал сигнал к началу записи. Текст был готов давно. Я сам его написал ещё три месяца назад, ибо точно знал, что придёт день, когда я наконец буду на коне. Вот он и пришёл, но на душе всё равно неспокойно...

— Дорогие борцы за свободу и сознательные граждане, — с лёгким, чарующим акцентом, начала Вивьен, — наконец настал тот день, которого вы так долго ждали! Сегодня интервенты раз и навсегда сгинут в пламени наших сердец! Я с гордостью заявляю, что Рония будет свободна раз и навсегда. Это позорное поражение заставило нас пасть на колени, приклонить голову и лизать сапоги чужеземцев, но теперь настала пора разогнуться, размяться и твёрдым шагом пойти в контрнаступление. Выходите на улицы, берите с собой всех, кто ещё может бороться, и крушите всё, что связано с оккупантами! Комендант сам сложит голову перед вашим гневом, а коллаборационисты и псы режима побегут из страны, поджав хвосты, узрев вас на горизонте. Все, кому не всё равно, все, кто недоволен тем, что творится в вашем доме, все, кто хочет жить свободно, вставайте на последний бой, разрушьте прогнивший сарай Протектората!

Полная огня речь Ришар абсолютно точно должна была подействовать на людей и вывести их на улицы. Конечно, это займёт какое-то время. Люди всё же стадные животные, они готовы действовать, только если действует кто-то ещё. Но как только они увидят наши, вышедшие из подполья, войска, марширующие в сторону «Атланта», то сразу же присоединятся к действу. Ведь где один человек, там и миллион. Надо только показать, что кто-то уже сопротивляется, и не где-то там, в новостных сводках, а здесь и сейчас, на твоей улице.

В общем, я не сомневался в том, что людская стихия сработает так, как надо. Дело теперь за малым: необходимо устроить последний обед для всех тех, кто всё это время мне помогал, втихаря примеряя на себя мою корону. Конечно, вся еда на нём будет лишь для иллюзии праздника. Главное блюдо же всего одно — ронийское вино десятилетней выдержки. Специально хранил с десяток бутылок, как раз для подобного случая. Весь флакон с ядом будет равномерно распределён между ними, чтобы все мои коллеги отправились на свет иной во время первого же тоста.

С подготовкой пира мне также помогала Ришар, которая в последнее время стала мне, словно родная. Жаль, она вряд ли поймёт то, что я собираюсь сделать с остальными. А потому для всех будет лучше, если и это невинное создание отправится на тот свет вместе с остальными. Мне совсем ни к чему, чтобы эта прелестная девушка становилась моей личной совестью, или, что ещё хуже, перешла в разряд диссидентов, когда я наконец приду к власти. Конечно, на душе моей было крайне паршиво, ибо я чувствовал, словно обязан теперь задушить беззащитного котёнка до того, как тот вырастет в наглого и дерзкого кота.

Но величие требует жертв и не терпит сочувствия. Если я пожалею одну, то впредь обмякну, что неминуемо грозит разрушением и моей идеи, и моей страны, и моей собственной жизни. А потому выбор прост и вполне очевиден: она или Рония. В любом случае вину за её смерть можно легко возложить на коменданта или кого-то из его окружения, никто всё равно не сможет проверить такие заявления, когда я со всем закончу.

Ну а пока все полевые командиры собираются, я должен быть спокоен как удав и ни одной мышцей лица не выдать свои настоящие чувства. В конце концов, когда всё будет сделано, поздно будет о чём-либо жалеть.

Всего приглашённых было немного: два десятка матёрых мужчин и одна милая женщина. Вино уже было разлито по красивым, расписным бокалам, а на длинном столе, вытащенном из какой-то староградской пивнушки, были разложены различные яства: мясо, консервы, салат из овощей, несколько головок сыра. В общем и целом, мной были вытащены лучшие продукты из личных закромов, которые вызывали обильное слюнотечение у всех присутствовавших. Я не стал их ограничивать и сразу жестом пригласил за стол.

Когда гости суетливо уселись по своим местам, я взял слово и поднял сосуд с тёмно-красной жидкостью, возглашая тост на всю залу:

— Наконец, свершилось. Сегодня тот самый день, когда всё изменится. Наши люди идут штурмовать башню лжи Салема. Там, наверху, сейчас разгорается настоящая эпидемия народного бунта, быстрая и смертоносная, словно чума, а мы сидим здесь и пируем за наш общий успех, поскольку всё уже решено. Это судный день для всех тех тварей, что зарились на нашу землю. Отпразднуем же его танцами на их гнилых костях!

Стоило мне закончить говорить, как я тут же выпил залпом всё смертоносное содержимое своего бокала, что тут же повторили все остальные. Я знал, на меня эта отрава не подействует, всё-таки у моей способности много необычных применений, а вот остальные уже через пару мгновений попадали ничком, корчась и хрипя.

Яд оказался даже сильнее, чем я думал. И уже через пару минут сердца всех присутствовавших в комнате прекратили своё биение. Всех, кроме моей милой Ришар. Она словно схватила припадок и билась в конвульсиях на полу и через пять минут и даже через десять. Отрава явно терзала её, но никак не могла окончить бренное существование. Доза, которую дива употребила, должна быть ничуть не меньше, чем у остальных, а потому вопрос касательно того, почему она всё ещё мучается, встал костью в моём горле. Я просто не мог уйти, глядя за этими нечеловеческими страданиями, ибо и вовсе не хотел так мучить ни в чём не повинного человека.

А потому пистолет хладною сталью лёг в мою