Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса - Сильвана Патерностро

ГУСТАВО ГАРСИА МАРКЕС. Я еще вначале говорил, что у нас с Габито соперничество было в том, у кого память лучше. Например, он не помнит, как в Картахене, году примерно в 1951-м, появился представитель издательства «Лосада», который подыскивал писателей и спрашивал Габито, есть ли у того роман. Габито сказал мне тогда: «Слушай, помоги мне, а?» — и достал наброски «Палой листвы», чтобы мне прочитать. Мы дошли почти до середины, когда Габито остановился и заявил: «Все это хорошо, но я собираюсь написать нечто такое, что будут читать больше, чем „Дон Кихота“».

МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Смотрите, на этой фотографии — я с Габриэлем и Диего. Моим сыном. В доме у Габо. Удивительный день тогда выдался. Он с головой был в работе, писал и вдруг позвал нас к себе. Это очень на него не походило. Какой роман он тогда писал, сказать не могу. А он: «Видишь, я всю книгу создал вот на этой машинке». Это компьютер был. И говорит: «Но на всякий случай… посмотри сюда». Выдвигает ящик стола, а там все это — в отпечатанном виде.

ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Звонит мне в какой-то день маэстро Обрегон и говорит: «Хуан, давай собирайся, я завтра на обед иду, кое-кто сейчас находится здесь, и я хочу, чтобы ты пришел». Я и пошел, а там были Габо с Мерседес и двумя их сыновьями. В общем, не знаю, что там случилось, он сказал мне: «Я Нобелевскую премию получил» — и все в таком духе. Черт побери! Я встал и ушел, и Алехандро со мной.

КИКЕ СКОПЕЛЬ. Виделся я с ним в Картахене, когда Алехандро еще жив был. А позже, когда Алехандро помер, уже нет… Зубоскалы из «Ла Куэвы» — это вот кто: один — Альфонсо Фуэнмайор, другой — Альваро Сепеда. Еще один — это…

ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Херман… Он много раз упоминает их по именам. Когда помирает Большая Мама, он говорит, что они все туда пошли, что mamagallistas — ну, хохмачи из «Ла Куэвы» — там были. Значит, слушайте: Альваро уже давно умер. Еще молодым. Всего сорок два года ему было. Теперь Альфонсо Фуэнмайор — из «Ла Куэвы» на небеса отлетел. Алехандро — еще один друг-приятель. Габриэль Гарсиа Маркес — Габито — из них персонажей «Ста лет одиночества» сделал.

КИКЕ СКОПЕЛЬ. Альфонсо, он для меня… Давайте-ка определение дадим слову «друг». Друг — это… Их очень мало, друзей. Ну, у тебя может быть четверо друзей, ну, пятеро, а больше-то и не бывает. А Альфонсо — один из немногих настоящих друзей, которые у Габито имелись. Потому что Алехандро, и Альваро, и еще Херман — те не были ему в таком же смысле друзьями, в каком Альфонсо. Альфонсо был другом Габито. Вот ты кому-то друг, а почему? А потому… Вот влюбляешься ты, положим, в кого-нибудь, ты влюбляешься, но почему? А потому, что влюбился. А почему ты влюбился? И сам не знаешь. Раз — и влюбился.

ХУАНЧО ХИНЕТЕ. То-то и оно, про это я и говорил. Вспомни, Кике, он же слушал, что мы рассказывали, наши бла-бла-бла, и все это прописывал у себя. А почему ж иначе Сепеда мне твердил: «Ну охренеть, ну охренеть?» В какую-то вещь даже попала одна моя присказка, от дедушки перенял: «К чертям веер, когда есть ветер»[142]. В той книге, где про любовь между пожилыми. Когда старик по городу прогуливается. «К чертям веер, когда есть ветер».

Прежде-то он все время появлялся, из-за Фуэнмайора. А как Фуэнмайор умер, уже нет. И если кто Фуэнмайора поминает, тут же и Габо вставляет. Его в 1994-м не стало. «Умер друг Габо». Вот, это в «Эль Тьемпо» было. Говорится так: «Фуэнмайор наряду с Гарсиа Маркесом, Альваро Сепеда Самудио, Херманом Варгасом Кантильо, художником Алехандро Обрегоном и промышленником Хулио Марио Санто-Доминго имели обыкновение посещать „Ла Куэву“. Там они беседовали и больше узнавали о литературе».

КИКЕ СКОПЕЛЬ. Потому как Габито в те поры прочно на мели сидел, ни средств не имел, ни черта вообще, да и культуры тоже. Это сейчас он под завязку культуры набрался, что правда то правда, но не с рожденья она у него, культура; по причине ничуть не предосудительной. Он ведь бедняком был. Но у него так много достоинства, что он сумел на вершину подняться благодаря собственным дарованиям. Потому что человек там оказывается именно благодаря собственным дарованиям. Никто ему и спички не дал, чтоб он ноги не протянул. Свое положение он трудом заработал, через упорство. Потому что упорный он, как черт. Этот человек настырностью достиг своего места в жизни. И заслуживает всего, что имеет, потому как сам добился. Ведь если человек вкалывал, как он, он это заслужил. Он всю жизнь на это положил, горбатился. И он…

ДЖЕРАЛЬД МАРТИН. Да, Кике Скопель и Хуанчо Хинете его ругают и обвиняют в том, будто он крадет сюжеты у Альваро [Сепеды], но это потому, что они были ближе к Альваро, чем к Габо. Альваро обладал неотразимой, яркой индивидуальностью и большим писательским талантом, но как писатель он менее значим, чем Гарсиа Маркес. Просто случилось так, что обоих вскормил один и тот же источник. Габо все в себя вбирает. Буквально все. Убежден, что он заимствовал и у Альваро, и у Рохаса Эрасо. Он берет то, что должно быть взято, и делает из этого свое. И это не плагиат — это называется гениальностью.

КИКЕ СКОПЕЛЬ. Нынче они до того договорились, что уже с Шекспиром его сравнивают и с Сервантесом. Это вам не кот начхал! Чего еще желать-то? Нет! Нет! Вот допью, и тогда пойдем.

ГЛОРИЯ ТРИАНА. В его восьмидесятилетие мы собрались на праздничный обед в доме у самарио[143] Альберто Абельо. Он — на софе, а мы расселись на полу на подушках. За все время он не произнес ни слова, и вдруг кто-то упомянул, что Сантьяго Мутис, сын его старинного друга Альваро Мутиса, хлопочет о пенсии. И раз об этом зашла речь, я заметила: «Когда перестаешь видеться с людьми, с момента последней встречи они для тебя как будто заморожены». И добавила: «Сантьяго такой молодой, и на тебе, уже на пенсии». Тогда он — хотя в те последние дни он уже не вел долгих диалогов, споров и всякого такого, а изъяснялся… чем-то вроде афоризмов, и, разумеется, все эти афоризмы были очень в его стиле и в стиле его книг… Так вот, он ответил мне своим неподражаемым тоном, в своей неповторимой манере: «Это правда, не знаю, отчего так, но однажды наутро мы все просыпаемся постаревшими».

ХАЙМЕ АБЕЛЬО БАНФИ. Вплоть до самого последнего дня он неизменно следовал заведенному распорядку. С утра одевался, как всегда, элегантно и спускался в свой кабинет, где уже поджидала его бессменный секретарь Моника Алонсо. Чем он занимался в кабинете, я не знаю. Надо полагать, читал. Но что именно читал, сказать не могу. Потом они обедали, или, как выражаются в Мексике, ели. Подавалось неизменно что-нибудь вкусное, обеды вообще были для них очень важным ритуалом. Начинали они обязательно с аперитива. Для Мерседес — текила, для Габо — шампанское. Послеобеденное время посвящалось разным домашним делам, а вечерами они смотрели кинофильмы, как любая другая супружеская пара в мире.