Рубеж - Анатолий Рыбин

Петров завозился в своих бумагах, торопливо что-то отыскивая.

— Вы хотите возразить комдиву? — спросил его командующий.

— Я хочу познакомить членов военного совета с тем, что написал по этому поводу полковник Жигарев. Разрешите? — Отыскав нужное место в донесении, Петров громко прочитал: — «Авария произошла потому, что в ракетном подразделении была слабой дисциплина. Мои усилия укрепить дисциплину не были поддержаны».

— Ну это еще более странно, — заметил рослый, усатый, неторопливый в движениях Костицын. — Посудите, товарищи, он, Жигарев, за дисциплину, а все другие — против. Комдив, как нам известно, все время стремился ввести рационализаторскую работу майора в плановое русло. Одно с другим не вяжется, честное слово.

— Пожалуй, — согласился командующий и кивнул Мельникову, чтобы тот продолжал докладывать.

Мельников очень сжато объяснил, что он лично против наложения взыскания на майора Жогина. Что же касается Жигарева, донесение которого только что было заслушано, то он как штабной офицер — достаточно требовательный, исполнительный. Нельзя отказать ему и в тактической инициативе. Но излишнее самолюбие иногда берет верх и уводит его от главной цели, что как раз и получилось с ракетчиками.

— И все же, будь в дивизии надлежащий порядок, аварии с ракетой не произошло бы. Уверен, — заметил Петров.

— А вы зря торопитесь делать выводы, генерал, мы не всех еще выслушали, — деликатно заметил Сайгин и предоставил слово Павлову.

Неторопливым, слегка хрипловатым баском Павлов сказал:

— Я знал Сергея Ивановича Мельникова, когда он был еще комбатом и трудился над первой своей рукописью о действиях мелких подразделений в современном бою. С тех пор минуло почти пятнадцать лет. — Павлов прищурил глаза, будто удивился вдруг, как быстро пролетело время. — Теперь бывший комбат стал командиром дивизии, написал новые работы о действиях современных войск. И вот мы слушаем его на военном совете в связи с аварией на стартовой позиции. Что это? — Выступающий помолчал. — Может, результат упоения личными успехами? Чрезмерная самоуверенность? Пренебрежение тем, что раньше было для него святым? — Павлов говорил, внушительно роняя слова. — Эти мысли, товарищи, сейчас у каждого из нас, потому что нам известны случаи, когда хорошие командиры зазнавались, делались нетерпимыми к инициативе товарищей по службе, глухими к любым ценным начинаниям. Здесь же мы видим иное. Совершенно иное, товарищи. — Павлов поднял обе руки и твердо опустил их на стол, будто оперся на них. — Дивизия, которой командует генерал-майор Мельников, — сказал он после небольшой паузы, — одна из лучших в округе. И если в оценке дивизии выставить на передний план неприятный случай с учебно-тренировочной ракетой — легко впасть в ошибку. Но мы должны исходить из главного: боевой готовности дивизии.

— Кстати, вы сами только что побывали там, — заметил Сайгин.

— Так точно, побывал, — сказал Павлов. — И потому должен сообщить, что в дивизии очень смело обучают солдат борьбе с напалмом и танками, усложнены действия мотострелков. С этой целью созданы новые учебные поля. Словом, несмотря на те неприятности, которые произошли в дивизии, она все же свою боеспособность наращивает. Это особенно важно сейчас, накануне предстоящих учений, где дивизии придется держать серьезный экзамен, который будет, прямо скажем, выходом соединения на новый рубеж.

— Однако, вероятно, не следует забывать, — сказал, поправляя роговые очки, Костицын, — что падение учебной ракеты и другие случаи могут и сильную дивизию привести к горькому финишу.

— Это возражение Павлову? — спросил командующий.

— Это зарубка на будущее, товарищ генерал-полковник, — ответил Костицын.

— Самокритика, стало быть? — Сайгин добродушно подмигнул всем присутствующим, но тут же лицо его приняло строгое выражение. — Что ж, товарищи, пошумели, поспорили, теперь давайте подведем итоги. Прежде всего в приказе, вероятно, должны быть конкретные меры, исключающие подобные аварии в будущем. Особенно это касается профилактических осмотров. — Он многозначительно посмотрел на Мельникова, потом на других генералов. — Необходимо также обязать всех командиров частей и подчиненные им штабы докладывать нам в округ обо всех серьезно работающих рационализаторах. Думаю, что и политорганы не останутся в стороне. Вместе мы найдем возможность таким людям предоставлять творческое время. А чтобы не было в этом деле стихийности, обяжем офицеров штаба округа изучать деятельность рационализаторов наравне с боевой подготовкой. А что касается виновников происшествия, решим так. Майор Жогин уже тяжело поплатился за свою оплошность. Теперь, надо полагать, будет более осторожным. Жигареву и Осокину объявим по выговору. Пусть подумают и сделают выводы. С вами же, Сергей Иванович... — Сайгин пристально поглядел на Мельникова. — С вами — разговор у нас особый. Но перенесем его на большие учения. Надеюсь, вы понимаете меня?

— Я понял вас, товарищ командующий, — встав, ответил Мельников. — Постараюсь...

В дивизию Мельников возвращался поездом. Самолета нужно было ждать целые сутки. К тому же синоптики не обещали на ближайшие дни летной погоды.

За вагонным окном встречный ветер гнал сухую снежную пыль, гнул оголенные деревья и-затягивал белыми тугими жгутами протянувшуюся через поля дорогу. По ней торопливо бежали грузовые и легковые машины, шли тракторы с прицепами.

За спиной Мельникова послышался легкий кашель, затем хрипловатый мужской голос:

— Не угодно ли чаю, товарищ генерал? Только поспел.

Мельников обернулся. Перед ним стоял маленький седоголовый проводник, в узкой форменной тужурке, с бороздкой шрама на щеке. В руках он держал поднос с чашками с оранжевой азиатской росписью и такой же окраски заварным чайником, покрытым белой салфеткой.

— Чаю хочу, — сказал Мельников. — Если можно, покрепче.

— Все предусмотрено, товарищ генерал. Заварил специально, как на привале после трудного перехода.

— О, да вы солдат!

— Так точно, гвардии рядовой Борисов Антон Антонович. В Отечественную воевал на Днепре, под Курском, потом опять на Днепре. А у вас я тоже колодочку за оборону Киева приметил. Надеюсь, не ошибся?

— Верно, мы с вами где-то рядом воевали.

Довольный удачно затеянным разговором, проводник проворно выполнил свои хозяйские обязанности, но уходить не спешил. Кивнув на газету, лежавшую на полке, спросил:

— Не объясните, товарищ генерал, как бывалому солдату, почему это вдруг началась новая возня с ракетами за океаном? Ядерные боеголовки грозятся привезти в Европу. Неужели и в самом деле империалисты боятся, что мы нападем на них?

— Не в том дело, Антон Антонович. Наших мирных предложений они боятся. Вы же видите: чем настойчивее усилия сторонников мира, тем наглее делаются империалисты. Страх, похоже, одолевает: уплывают прибыли из рук.

— Понимаю, — кивнул седой головой проводник, — но, извините, одного не усвою: на что они сами-то надеются? Сгорят ведь тоже, если атомную зачнут... — И, предупредительно прикрыв дверь, спросил почти шепотом: — А как у нас против них, извините, крепко?