Бомбы сброшены! - Гай Пенроуз Гибсон

Стоит мертвая тишина, все пристально смотрят на меня. Я должен что-то сказать.

«…после того, как мы потеряли столько товарищей… после того, как пролито столько крови на фронте и в тылу… непостижимый рок… лишил нас победы… отвага наших солдат… всего народа… были беспримерными… война проиграна… я благодарю вас за верность… с который вы служили родине… в этой воинской части…»

Я пожимаю руки всем по очереди. Никто не произносит ни слова. Безмолвные рукопожатия показывают, что они понимают мои чувства. Когда я ухожу прочь в последний раз, Фридолин командует:

«Равняйсь! Смирно!»

«Смирно!» перед многими, многими товарищами, которые принесли свои молодые жизни на алтарь. «Смирно!» перед всем нашим народом, его героизмом, равного которому еще никогда не показывало гражданское население. «Смирно!» перед прекраснейшим наследием, которое мертвые немцы когда-либо оставляли своим потомкам… «Смирно!» для всех стран Запада, которые мы старались защитить, и которые сейчас попали в смертоносные объятия большевизма…

* * *

Что же нам сейчас делать? Кончилась ли война для эскадры «Иммельман»? Неужели мы не дадим германской молодежи повод гордо вскинуть головы и не выпустим последнюю парфянскую стрелу? Мы можем спикировать всей эскадрой на какой-нибудь вражеский штаб и своей смертью поставить достойную точку в списке наших боевых вылетов. Вся эскадра будет со мной, до последнего человека, я в этом уверен. Я задаю этот вопрос эскадре, и получаю ответ «нет»… может, они и правы… достаточно смертей… может, у нас будут и другие задания, которые следует выполнить.

Я решил возглавить колонну, которая двинется на запад по шоссе. Колонна будет очень длинной, так как в нее войдут все части, находящиеся под моим командованием, включая зенитчиков и наземный персонал. Все будет готово к 18.00, а затем мы тронемся в путь. Командир 2-й группы получил приказ перегнать все свои самолеты на запад. Когда командующий авиацией на этом участке фронта узнал о моем решении вести колонну, он приказал мне лететь, так как я не оправился от раны. Колонну должен возглавить Фридолин. Я должен возглавить группу, базирующуюся в Рейхенберге. Так как связаться с ней по телефону не удается, я лечу туда вместе с Нирманном, чтобы сообщить людям об изменении ситуации. По пути колпак кабины моего «Шторха» слетает, и самолет плохо набирает высоту. А она мне нужна, так как Рейхенберг находится по другую сторону горного хребта. Я осторожно приближаюсь к аэродрому по долине. Он выглядит каким-то заброшенным. Сначала я никого не вижу и подруливаю к ангару, чтобы по телефону позвонить в центр управления полетами. Я как раз вылезаю из «Шторха», когда раздается ужасный взрыв, и ангар взлетает в воздух прямо у меня на глазах. Инстинктивно мы падаем на землю и ждем, пока закончится каменный град. В крыльях самолета появляется несколько дырок, но мы не получили ни царапины. Рядом с центром управления полетами вспыхивает грузовик с сигнальными ракетами. Они взрываются, сверкая всеми цветами радуги. Это символ катастрофы. Мое сердце обливается кровью при одной мысли об этом. Здесь никто не ждет моего сообщения о том, что все кончено. Судя по всему, они уже давно получили известие об этом из какого-то другого штаба.

Мы забираемся обратно в помятый «Шторх» и после бесконечно долгого разбега с трудом отрываемся от земли. По той же самой долине мы возвращаемся в Куммер. Там все заняты сборами. Порядок следования колонны был выбран самый выгодный с точки зрения тактики. Зенитные орудия распределены по всей длине колонны, чтобы в случае необходимости они смогли прикрыть ее от атаки. Противник еще может попытаться помешать нам уйти на запад. Наша цель — занятая американскими войсками Южная Германия.

После того как колонна двинется, все остальные вольны лететь куда угодно. Многие из них сумеют избежать плена, если им удастся приземлиться неподалеку от своего дома. Останутся лишь те, кто хочет дождаться, пока улечу я. Для меня, к сожалению, выбора нет. Я намереваюсь перелететь на аэродром, занятый американцами, так как моя нога требует внимания врачей, поэтому возможность улететь и спрятаться я даже не рассматриваю. Кроме того, я слишком известен. Я не вижу причин, которые помешают мне сесть на обычный аэродром. Остается надеяться, что солдаты союзников будут вести себя по-рыцарски с поверженным противником. Война окончена, поэтому я не думаю, что меня будут арестовывать или задерживать надолго. Я полагаю, что довольно скоро мне разрешат вернуться домой.

Я стою, наблюдая за погрузкой колонны, когда вдруг сверху долетает жужжащий звук. Это 50 или 60 русских бомбардировщиков «Бостон». Я едва успеваю объявить тревогу, как раздается свист падающих бомб. Я лежу на дороге, прижимая к себе костыли, и думаю, что у нас будут огромные потери. Машины стоят чуть ли не вплотную, и если эти парни будут целиться получше… Вот уже слышен грохот взрывов. Однако маленький бомбовый ковер накрывает центр города, примерно в километре от дороги, где выстроилась наша колонна. Несчастные жители Нимеса!

Русские делают второй заход. Но даже со второй попытки они не могут уничтожить нашу колонну. Все уже готово, и машины тронулись. Я в последний раз смотрю на свою часть, которая в течение 7 лет была моим миром и вообще всем, что имело для меня значение. Кровь, пролитая за общее дело, накрепко спаяла наше братство! Я отдаю им честь в последний раз.

* * *

Северо-западнее Праги, неподалеку от Кладно, колонна наткнется на русские танки и очень сильную воинскую часть. По условиям перемирия им приходится сдать все оружие. Свободный проход обещан только невооруженным солдатам. И вскоре после этого вооруженные чехи нападают на наших беззащитных людей. Зверски, с беспримерной жестокостью они убивают немецких солдат. Лишь немногие сумели прорваться на запад, среди них мой молодой офицер разведки лейтенант Хауфе. Остальные оказываются в лапах чехов и русских. Одним из тех, кто стал жертвой чешских убийц, был мой лучший друг Фридолин. Как трагично, что он встретил свою смерть уже после того, как война закончилась. Как их товарищи, погибшие в годы войны, эти люди становятся мучениками во имя германской свободы.

* * *

Колонна скрылась из вида, и я возвращаюсь на аэродром Куммер. Качнер и Фридолин все еще стоят рядом. Потом они садятся в автомобиль и уезжают навстречу своей трагичной судьбе. Шестеро других пилотов решили лететь на запад вместе со мной. У нас остались три Ju-87 и четыре FW-190. Со мной летят командир 2-й группы и лейтенант Швирблатт, который, как и я, потерял ногу. Это не помешало ему в последнюю неделю проделать огромную работу по уничтожению вражеских танков. Он всегда говорил: «Танкам все равно, с одной ногой мы их уничтожим или с двумя!»

После тяжелого прощания с Фридолином и Качнером — мрачное предчувствие говорит, что больше мы не увидимся — мы взлетаем в последний раз. Странное и неописуемое чувство. Мы прощаемся с нашим миром. Мы решили лететь в Китцинген, так как знаем, что там расположен большой аэродром. Есть все основания полагать, что американская авиация поспешит занять его. В районе Зааца у нас происходит небольшая стычка с русскими, которые внезапно вываливаются из тумана. Опьяненные победой, они собираются сделать из нас фарш. Но то, чего они не добились за 5 лет войны, они не добьются и сегодня, во время нашего прощального боя.