Ганзейцы. Савонарола - Оскар Гекёр

Дело шло о вступлении в должность кардинала Риарио, недавно назначенного архиепископом во Флоренцию, который по этому случаю должен был служить обедню совместно с высшим духовенством города, после чего он намеревался дать роскошный пир, подобно тому как он делал это в других итальянских городах. Каждый осуждал светский блеск, который был расточаем на этих празднествах, но никто не хотел лишить себя удовольствия участвовать в них. Риарио был родственником папы Сикста IV, который возбудил против себя общее неудовольствие, потому что отдавал самые доходные церковные места своим ближайшим родственникам и наделял их богатыми поместьями. Так, например, он возвёл племянника Риарио, простого францисканского монаха, в звание кардинала святого престола и назначил патриархом константинопольским и архиепископом флорентийским. Двадцатишестилетний Риарио скоро освоился со своей новой ролью и в короткое время настолько прославился расточительностью и великолепием своего дома, что о нём заговорили не только в Риме, но и во всей Италии. После целого ряда блистательных пиров, данных им в своём римском дворце, Риарио отправился с многочисленной свитой во Флоренцию, чтобы вступить в свою должность архиепископа.

Риарио в это утро служил литургию, так что отсутствие Пацци, представителя одной из первых флорентийских фамилий, не могло пройти незамеченным. Сначала Бианка думала, что муж её забыл о предстоящем торжестве, и сочла своим долгом напомнить ему об этом; но, получив вторичный и ещё более решительный отказ, приняла это за доказательство его полнейшего равнодушия ко всему, что выходило за рамки тесного круга домашней жизни. Ввиду этого она стала настойчивее прежнего уговаривать его отправиться в собор.

— Я знаю, — сказала она, — что большинству наших господ не особенно приятно, что им придётся нести шлейф тщеславного Риарио при сегодняшнем празднестве. Вероятно, мои братья тяготятся этим более, чем кто-нибудь; но я убеждена, что они подавят свою гордость ввиду их общественного положения.

— Поверь, что не гордость удерживает меня! — возразил Гуильельмо Пацци. — Я даже не считаю особенной жертвой с моей стороны оказать такую ничтожную почесть новому архиепископу, несмотря на его нелепое тщеславие. Всё дело в том, что я не вижу в этом никакой надобности, так как никто не заметит моего отсутствия.

Хотя Бианка не имела повода сомневаться в правдивости этого объяснения, но она не удовлетворилась им.

— Я, напротив того, убеждена, — сказала она, — что при сегодняшнем торжестве твоё отсутствие неизбежно обратит на себя общее внимание.

— Ты ошибаешься, — возразил с раздражением Гуильельмо Пацци, — наша фамилия потеряла всякое значение! Твои братья твёрдо встали на ноги с тех пор, как смерть моего отца избавила их от опеки. Поэтому безразлично, будет ли один из Пацци в соборе или нет.

— Но там будет твой брат Франческо, который имеет банкирский дом в Риме и пользуется доверием папы, а равно и его племянника Риарио. Быть может, его присутствие будет способствовать прекращению давней вражды между твоей и моей фамилиями. Ты не был ни на одном из празднеств, которые устраивались по поводу приезда нового архиепископа, поэтому тебе неудобно пропустить сегодня литургию.

— Моя добрая, милая Бианка, — сказал Пацци, пожимая руку жене, — твоё кроткое сердце не в состоянии понять диких страстей, которые служат главной причиной наших вечных раздоров. Приезд моего брата во Флоренцию нисколько не радует меня... Не будем больше говорить об этом; Бог даст — нынешний день пройдёт так же благополучно, как и все предшествующие, и ничто не нарушит нашего тихого домашнего счастья!

Сердце Бианки сжалось при последних словах; неясное предчувствие чего-то недоброго овладело ею. Она сделала усилие, чтобы улыбнуться.

— Как ты серьёзно говоришь об этом! — сказала она и, взяв мужа за руку, подвела его к окну, выходившему в сад, из которого в туманной дали виднелась Флоренция, окружённая полями. .

— Посмотри, как хорош наш город при ярком сиянии весеннего солнца! Что навело тебя на эти печальные мысли? В последнее время я часто видела тебя грустным и задумчивым. Скажи мне, что с тобой? Быть может, брат мой Лоренцо опять затеял что-нибудь против твоих родных и честолюбие не даёт ему покоя? Неужели Флоренция будет вечно жертвой раздоров между лучшими и наиболее уважаемыми гражданами!

— Обратись с этими вопросами к твоему брату! — суров© ответил Пацци, но, видя, что Бианка молча склонила свою прекрасную головку, он нежно обнял её и поцеловал. — Жаль, что мы так рано лишились Пиетро Медичи и моего отца; при их жизни мир не был бы нарушен между обоими домами. Но где же наши дети? — добавил Пацци, чтобы переменить разговор. — Я ещё не видел их сегодня утром...

— Я сейчас приведу их, — ответила Бианка и поспешно вышла из комнаты.

Едва закрылась дверь, как мысли молодого супруга приняли ещё более печальное направление. Он думал о перевороте, который, по его соображениям, должен был изменить в ближайшем будущем судьбу его отечества.

Флорентийская республика с давних пор держалась особняком от других государств Италии и, поглощённая своими торговыми интересами, равнодушно относилась к тому, что делалось в остальной Европе и даже в её непосредственном соседстве. Между тем неаполитанский король Фердинанд преследовал свои честолюбивые цели; папа Сикст IV беспрепятственно обогащал свою семью всеми доступными для него средствами; венецианцы вели свои бесконечные войны с турками; в Генуе свирепствовали народные смуты.

Если флорентийцы вообще интересовались чем-либо, кроме своей торговли, то разве только личными отношениями представителей знатных домов, или, вернее сказать, одной фамилией — Медичи. После смерти Андреа Пацци честолюбие Лоренцо Медичи не встречало никаких преград, потому что престарелый Томмазо Содерини слишком ценил восприимчивый ум талантливого юноши, чтобы мешать его планам. Лоренцо во время своего пребывания в Риме сблизился с семьёй Орсини и обручился с молодой девушкой из этого дома, чем нажил себе новых врагов во Флоренции, так как всем была известна непомерная гордость римского дворянства. Оба Медичи были убеждены, что господство во Флоренции принадлежит им по праву наследства, при этом все заметили, что со времени обручения с Кларой Орсини Лоренцо начал самовластно распоряжаться доходами города, не отдавая никому отчёта. Из-за этого происходили неурядицы, потому что никто не знал в точности, где оканчивались интересы торгового дома Медичи и где они приходили в столкновение с городскими. Козимо и Пиетро Медичи были опытные деловые люди, между тем как Лоренцо и Джулиано, воспитанные в других условиях, были мало знакомы с торговлей; в их распоряжениях постоянно