Трафальгар. Люди, сражение, шторм - Тим Клейтон

что они находились с подветренной стороны от сражения и не могли идти прямо против ветра, чтобы вмешаться там, где британцы были наиболее уязвимы.

Нельсон терял чувствительность в нижней части тела — этот симптом он вспомнил из случая с человеком, который умер на «Виктори» несколькими месяцами ранее от травмы позвоночника. Он сказал Битти, что испытывает такую сильную боль, что хотел бы умереть. "И все же, — добавил он, — хотелось бы пожить еще немного". После паузы в несколько минут он добавил тем же тоном: "Что стало бы с бедной леди Гамильтон, узнай она о моем положении?"

Харди второй раз спустился в кокпит. Он сжал руку Нельсона, поздравляя его с блестящей победой, которая "была полной, хотя он не знал точно, сколько врагов было взято в плен, поскольку невозможно было отчетливо видеть каждый корабль". Он был уверен, что их было четырнадцать или пятнадцать.

"Это хорошо, но я рассчитывал на двадцать, — сказал Нельсон, а затем решительно добавил: — На якорь, Харди, на якорь!"

Харди ответил, что, по его мнению, теперь делами должен заняться Коллингвуд.

"Нет, пока я жив, надеюсь. Харди! — воскликнул Нельсон, пытаясь встать. — Вставайте на якорь, Харди".

"Подать сигнал, сэр?" — спросил Харди.

"Да, раз я живой, то приказываю встать на якорь".

Он сказал Харди, что рассчитывает прожить еще несколько минут, а затем продолжил тихо: "Не выбрасывайте меня за борт, Харди".

"О, нет! Конечно, нет".

"Тогда вы знаете, что делать. И позаботьтесь о моей дорогой леди Гамильтон, Харди. Позаботьтесь о бедной леди Гамильтон. Поцелуйте меня, Харди".

Капитан опустился на колени и поцеловал его в щеку. Его светлость сказал: "Теперь я удовлетворен. Слава Богу, я выполнил свой долг". Харди постоял минуту или две в молчаливом раздумье. Затем он снова опустился на колени и поцеловал лоб его светлости.

Нельсон спросил: "Кто это?"

Капитан ответил: "Это Харди".

"Да благословит вас Бог, Харди!"

Проведя восемь минут в кубрике, Харди вернулся на квартердек. Нельсон попросил Шевалье перевернуть его на правый бок, а затем сказал: "Лучше бы я не покидал палубу, потому что скоро меня не станет". Он дышал с трудом, голос его был слабым, и он то и дело терял сознание.

В северной части сражения эскадра Дюмануара разделилась на три группы. Адмирал на своем восьмидесятипушечном «Формидабле», возглавляя строй кораблей  в составе «Монблана», «Дюге-Труэна» и «Сципиона», держался ближе к ветру и, проходя мимо группы британцев, в которой был «Нептун», обменялся с ними несколькими залпами на значительном расстоянии. Испанский же «Нептуно», следовавший позади французских кораблей, направлялся прямо к «Сантисима-Тринидаду». Да, они шли на помощь, но было уже слишком поздно. Неуверенность, растерянность, плохая видимость, технические трудности с поворотом при отсутствии ветра и, возможно, некоторая трусость задержали корабли арьергарда (ставшего после поворота на север авангардом) до такой степени, что Нельсон выиграл сражение в центре поля сражения до того, как они смогли вмешаться. Подойдя ближе, Дюмануар удостоверился, что их флагманы практически полностью уничтожены, и решил, что ничем не сможет им помочь. К облегчению Джеймса Мартина и его товарищей, он не стал сближаться с «Нептуном».

Вместо этого он нацелился отрезать «Минотавр» и «Спартиат», концевые корабли в строю дивизии Нельсона, которые все еще не достигли линии противника. Это ему не удалось. При усиливавшемся вест-зюйд-весте[66], наполнившем паруса, «Минотавр» и «Спартиат» успели пройти первыми, и, проходя близко по носу «Формидабля», дали продольный залп по его полубаку, нанеся многочисленные потери живой силы и несколько пробоин в подводной части корпуса. Затем они пошли под марселями вдоль французской линии, обмениваясь с дальней дистанции бортовыми залпами с каждым французским кораблем по очереди.

Миновав «Спартиат» и «Минотавр», «Формидабль» вступил в перестрелку с дальней дистанции с «Виктори» и «Марсом», которым удалось ввести в строй ранее поврежденные орудия. «Ройал-Суверен», буксируемый фрегатом «Эвриал», присоединился к ним, а «Темерер» освободился от «Редутабля» и «Фугё» и открыл огонь  орудиями правого борта по дюмануаровским кораблям. Расстояние между ними было весьма велико, и Харви посчитал, что он не причинил тем никакого вреда. По словам Жан-Жака Люка, выстрелом с одного из кораблей Дюмануара был тяжело ранен в ногу британский мичман Уильям Питтс, находившийся на призовом «Редутабле». Французский хирург Ален Бохан перенес его вниз, чтобы ампутировать ногу, но вскоре тот умер. «Тоннант» и «Беллерофон» также ухитрились открыть огонь, когда Дюмануар проходил мимо. По словам мичмана Генри Уокера, находившегося на борту испанского приза, ответный огонь французских кораблей попал в «Монарка», а также в «Беллерофон».

Около шестнадцати часов Коллингвуд подал сигнал «Дредноуту» и находившимся рядом с ним другим британским кораблям повернуть круче к ветру левым галсом. «Дредноут», «Тандерер» и «Ревендж» отвернули от флагманского корабля Гравины «Принц Астурийский» и предоставили поддержку наветренным кораблям. Вид этих относительно неповрежденных кораблей окончательно отбил у Дюмануара охоту к попытке вернуть захваченные британцами призы. Около шестнадцати тридцати он прекратил огонь и направился со своими четырьмя кораблями на зюйд.

Положение кораблей на 17:15 — конец сражения

Другие корабли Дюмануара не последовали за ним. «Райо» и «Св. Франциск Ассизский» намеревались прийти на помощь «Принцу Астурийскому», когда увидели, что ему угрожает опасность, но сильная британская эскадра преградила им дорогу. После непродолжительной перестрелки они вместе с «Героем» ушли на северо-восток к группе дружественных кораблей, скопившихся с подветренной стороны.

Оставшиеся три корабля дивизии Дюмануара — «Энтрепид», «Нептуно» и фрегат «Корнелия» — упрямо продолжали двигаться на юг. Когда они подошли достаточно близко, стало ясно, что «Буцентавр» и «Редутабль» сильно повреждены и, вероятно, сдались. Тем не менее капитан Луи Энферне заявил своим офицерам, что намерен спасти Вильнёва, переправить его на борт «Энтрепида» и собрать вокруг себя те корабли, которые еще способны сражаться. Огюсту Жикелю было очевидно, что затея безумна, но он понимал, что и Энферне тоже это знает. Проект был лишь предлогом для того, чтобы вступить в бой ради своей чести, чтобы никто не мог сказать, что «Энтрепид» без боя вышел из сражения.

Подчиненные Энферне, похоже, разделяла его желание сражаться. Многие из них были вместе с 1802 года и вместе пережили ужасы Санто-Доминго. По словам Жикеля, "наш экипаж был недостаточно силен, но, по крайней мере, он был хорош, чего нельзя было сказать об экипажах испанских судов".

Их корабль был одним из тех, что