Смерть навынос - Ирина Градова

Мономах вышел на крыльцо и потянулся, сцепив руки в замок. Жук плясал возле калитки, глядя вслед убегающей Сурковой, еще надеясь, что она вернется и примет участие в игре.

— Жук, домой! — лениво окликнул Мономах, и собака послушно затрусила к нему, по-прежнему держа в пасти резиновую палку. Подойдя поближе, Жук аккуратно уложил игрушку к ногам хозяина и поднял на него глаза, в которых светилась робкая надежда. Тяжело вздохнув, Мономах поднял палку и как следует размахнулся. Радостно лая, Жук рванулся с места, а Мономах, шагнув с крыльца на мерзлую землю, снова посмотрел в ту сторону, куда удалилась Суркова. Почему судьба постоянно сводит его с этой женщиной? В последнее время Мономах нередко ловил себя на том, что думает о ней. Его восхищали ее ум и интуиция. Суркова разумна, спокойна и интеллигентна — качества, которые, насколько он мог судить по опыту общения с некоторыми ее коллегами, редко встречаются в ее профессиональной среде. Как и в его собственной. Их общение начиналось как весьма неприятное, ведь Мономах находился в шаге от обвинения в убийстве[7], однако со временем эти отношения переросли в нечто, чему он затруднялся дать определение. В последнее время его часто посещала мысль о том, что когда они долго не видятся, ему не хватает мнения этой женщины, ее рассудительности, умения расставить все по своим местам. Но была в Сурковой еще одна, весьма привлекательная — во всяком случае в глазах Мономаха — черта: она каким-то невероятным образом умудрилась сохранить почти детскую наивность и непосредственность. Как правило, Мономаху приходилось общаться с женщинами иного склада — уверенными в себе, знающими, чего хотят, и весьма требовательными. Суркова на работе была именно такой, но вне ее совершенно менялась, и это превращение казалось Мономаху удивительным и в то же самое время трогательным.

Жук принес палку, уронил ее у ног хозяина и возопил о добавке, подняв громадную голову к стремительно чернеющему небу. Надо же, как в начале зимы рано темнеет, а ведь еще нет и пяти часов! Да еще эти тяжелые тучи, нависающие над головой, которые отнюдь не поднимают настроение… С тех пор как Муратова отстранили от должности, ходить на работу стало приятнее — почти так же приятно, как до появления в его жизни нового главврача. Однако мысли о том, кто явится ему на смену, не давали Мономаху покоя. Перемен он не любил, как не любил и боялся интриг. Все, чего бы ему хотелось, — это спокойно работать, не озираясь по сторонам. Почему нельзя просто дать людям делать свое дело? Зачем обязательно сталкивать кого-то лбами, плести сети, словно пауки, и заманивать в них зазевавшихся жертв? К чему усложнять и без того непростую жизнь?! Его мысли неожиданно потекли в ином русле: Мономах подумал о Нелидовой. Какова ее роль во всем, что случилось с Муратовым, и имеет ли к этому отношение Кайсаров? И какие, собственно, отношения связывают эту женщину с отцом его бывшей любовницы?

Холод пробирал до костей, а Мономах, выйдя из дома, не накинул даже свитера. Поэтому, в последний раз осчастливив Жука броском в темноту, он дождался возвращения пса и двинулся к крыльцу: завтра рано вставать, а надо еще поработать с историями болезни. Жук послушно трусил позади, держа в зубах резиновую палку.

* * *

Сидя напротив Валерия Абрамова, Алла разглядывала его, приходя к выводу, что он абсолютно не похож на погибшего сына. Невысокий, коренастый, с квадратной челюстью, Абрамов выглядел заурядно — в отличие от Петра, обладавшего привлекательной внешностью. Большие руки Валерия с тяжелыми кистями и натруженными, сильно выступающими костяшками лежали на столе, сжатые в кулаки. Вся поза его олицетворяла крайнюю напряженность и едва сдерживаемый гнев.

— Это моя бывшая рассказала вам про гараж? — неожиданно задал вопрос задержанный. — Сдала меня?

— Нет, не она, — покачала головой Алла. — Ваша жена… то есть ваша бывшая жена уверяла, что давно вас не видела. Она даже сделала вид, что не признала вас на фотографии, которую мы ей предъявляли для опознания, чем сильно затормозила следствие.

— Что ей за это будет?

— Ничего: в конце концов, она искренне полагала, что, защищая вас, оберегает репутацию покойного сына.

— Это хорошо!

Мышцы грубого, словно высеченного из цельного куска гранита, лица Абрамова слегка расслабились.

— А почему вы решили, что вас сдала супруга? — поинтересовалась Алла. Это не имело отношения к делу, но требовалось наладить личный контакт. Шеин с Ахметовым по очереди уже пытались с ним побеседовать, но Абрамов отказывался говорить. Тут необходимо нечто, что сломало бы стену между ним и Аллой, что-то личное, что вызвало бы у него желание высказаться.

— Мы расстались не лучшим образом, — процедил он после длинной паузы, отвечая на ее вопрос.

— То есть?

— Она не рассказывала?

— Нет.

— Странно… Когда-то мне казалось, что она хочет, чтобы все знали, какой я плохой муж. Да я таким и был, чего уж греха таить!

— Расскажете?

— Как будто вам интересно?

— Конечно, интересно! Люди совершают поступки не просто так, а по причинам, не зная которых невозможно их понять!

— А кто хочет понять-то?

— Я хочу. Послушайте, Валерий Кириллович, нам известно почти все, что вы совершили, но мы мало знаем о том, почему вы все это сделали. Против вас есть улики по убийству Арсения Чувашина: мы сделали биллинг его звонков и выяснили, что Арсений несколько раз вам звонил. Его телефон обнаружен в гараже, где вы скрывались. Эксперт взял у вас отпечатки пальцев и материал для теста ДНК — мы обязательно докажем вашу причастность к гибели Арсения. Также есть свидетели того, что вы разыскивали бомжа, брата горничной из дома Ларисы Бузякиной, а потом он попал под машину. Камера видеонаблюдения сняла вас в общем зале, хоть вам и удалось избежать попадания в другие камеры, благодаря все тому же покойному бомжу, который раньше работал в особняке. Вас видели на балконе рядом с Ларисой за мгновение до того, как она упала. Вы не поверите, но я даже знаю, за что вы убили Бузякину…

— Ни черта вы не знаете! — вдруг взревел Абрамов, подавшись вперед. Алле пришлось поднять вверх правую руку, чтобы предотвратить немедленно появление Антона и Дамира в допросной: она так и видела, как опера повскакивали со своих мест, рванув к ней на выручку. Алла обладала хорошей интуицией, и та подсказывала, что опасаться Абрамова не стоит. Он и сам сообразил, что повел себя неправильно, и отстранился, откинувшись на спинку стула.

— Вы понятия не имеете, что я сделал и почему! — уже спокойнее сказал он.

— Ошибаетесь! Телефон Чувашина вы забрали, но мы поработали с его компьютером. Да, да, снимки с места ДТП, в котором погиб ваш сын, хранились не только в его телефоне, но и в ноутбуке! То происшествие…

— Вы называете это происшествием, а я — убийством! — процедил сквозь зубы допрашиваемый. — Бузякина убила моего сына, вот что она сделала, а этот альфонс Чувашин помог ей скрыть улики и выставить виноватым моего мальчика! Моего мальчика, слышите вы?! Петя был настоящий талант — не чета этому бездарю Чувашину, — у него все было впереди! А эта тварь… она убила его! Но я ее не трогал, как и бомжа. С ним вообще… Короче, жаль, что так вышло, я этого не хотел.