Коварный обольститель - Джорджетт Хейер

Через несколько минут в гардеробную вошел Том. Он был мрачен как туча. Метнув ошарашенный взгляд на батарею лекарств и укрепляющих средств, выстроившихся на столике рядом с диваном миледи, юноша, однако, вздохнул с облегчением, услышав, сколь энергичным тоном обратилась к нему пожилая дама. Но, когда у Тома неожиданно поинтересовались, готов ли он сопровождать ее милость и мисс Марлоу в Париж, на его лице отразился ужас. И хотя юноше объяснили, что ее милость приглашает его провести вместе с ними недельку в столице Франции в качестве гостя, на что он с запинкой ответил – чрезвычайно признателен ей, было видно, что такой ответ – всего лишь дань вежливости.

– Позволь сообщить тебе, Том: путешествие за границу – необходимая часть образования любого молодого человека! – строго заявила ему миледи.

– Да, мадам, – послушно ответил юноша и с надеждой добавил: – Вот только, осмелюсь предположить, моему отцу это не понравится!

– Вздор! Твой отец – разумный человек, и он сам говорил мне, что, по его мнению, тебе пришла пора обзавестись капелькой городского лоска. Можешь не сомневаться, он вполне в состоянии обойтись без тебя недельку-другую. Я напишу ему письмо, а ты передашь его. Полно, мальчик, не разочаровывай меня! Если ты не хочешь ехать ради меня, можешь считать, что едешь ради Фебы.

Когда вопрос был поставлен таким образом, Том ответил: ради Фебы он, безусловно, готов на что угодно. Потом, очевидно, сочтя свой ответ не слишком вежливым, юноша добавил, покраснев до корней волос, что со стороны ее милости очень любезно пригласить его и он уверен – ему удастся прекрасно провести время, а его отец будет ей чрезвычайно признателен. Правда, он, пожалуй, должен сообщить, что почти не говорит по-французски и еще ни разу не покидал пределов Англии.

Однако пожилая леди с ходу отмела эти пустяковые отговорки, объяснив Тому, почему столь внезапно покидает Лондон. Она поинтересовалась у него, не рассказывала ли ему Феба о событиях прошлого вечера. При этих ее словах лицо юноши снова стало хмурым. Он ответил:

– Да, рассказывала, мадам. Дьявольски скверное дело, но я должен сказать, что ей не следовало писать всю эту ерунду насчет Солфорда, равно как и он не должен был устраивать ей головомойку на людях! Я… я называю подобное поведение чертовски недостойным джентльмена, поскольку он явно намеревался втоптать ее в грязь! Честно признаюсь, такого я от него не ожидал! Я полагал его отличным малым, смелым и энергичным! О боже, если бы она только призналась ему во всем! А ведь я тоже собирался нанести ему визит! Теперь не стану, разумеется, потому как, что бы ни сделала Феба, я на ее стороне и так и скажу ему прямо в лицо!

– Да, на вашем месте я бы не стала торопиться наносить визит, – согласилась Джорджиана, с ласковым одобрением глядя на юношу. – Сильвестр и впрямь отличный малый, но, боюсь, сейчас он пребывает в бешенстве. В противном случае он бы не вел себя подобным образом вчера вечером. Бедная Феба! Она очень огорчена?

– Она места себе не находила, когда я пришел, – ответил Том. – Дрожала как осиновый лист! Понимаете, такое с ней случается, когда она огорчится, но теперь ей уже лучше, хотя она, конечно, измучена донельзя. Однако вся штука в том, леди Ингам, что она хочет, чтобы я отвез ее домой!

– Хочет, чтобы ты отвез ее домой? – эхом откликнулась миледи. – Невозможно! Она не может хотеть этого!

– Нет, она желает именно этого, – упорствовал Том. – Феба утверждает, что обесчестила не только себя, но и вас. А еще она говорит, что скорее согласится предстать перед леди Марлоу, чем вновь встретиться с кем-либо в Лондоне. В любом случае Фебе не придется долго страдать в Остерби, ведь как только издатели отвалят ей куш – я имею в виду, как только они заплатят ей! – они с Сибби поселятся в каком-нибудь маленьком домике. Она намерена тотчас же засесть за новый роман, потому что ей уже предложили за него приличные деньги!

Столь ошеломляющие новости оказали на миледи самое пагубное воздействие. К вящему ужасу Тома, она испустила короткий стон и откинулась на подушки, закрыв глаза. Приведенная в чувство флакончиком с нюхательными солями, которым помахали у нее под носом, и одеколоном, которым натерли ей виски, она пришла в себя настолько, что потребовала от Тома тотчас же привести к ней Фебу. Джорджиана, поймав полный сомнения взгляд, что юноша метнул на нее, взяла свои перчатки и ридикюль, сообщив – ей пора уходить.

– Полагаю, она предпочла бы не встречаться со мной, как вы думаете? Я все прекрасно понимаю и прошу передать ей заверения в моей любви, мистер Орде, и убедить Фебу в том, что я по-прежнему остаюсь ее другом!

Задача утвердить Фебу в мысли без отвращения отнестись к перспективе смены лондонского высшего общества на парижское оказалась нелегкой. Тщетно миледи твердила ей о том, что даже если какая-нибудь злонамеренная сплетня о ее падении достигнет Парижа, то они смогут все отрицать; напрасно обещала девушке представить ее королю Людовику; впустую живописала очарование и веселые нравы, царящие при французском дворе. Феба лишь содрогалась в ответ на все заманчивые предложения. Том, которого миледи призвала употребить все свое влияние на девушку, тоже потерпел неудачу. Прибегнув к суровому тону, он заявил Фебе, что она должна стряхнуть с себя хандру и попытаться вновь взять себя в руки.

– Ах, если бы я могла уехать домой! – полным отчаяния голосом ответила мисс Марлоу.

«Она мелет сущую ерунду, – заявил Том, – поскольку в Остерби лишь зачахнет с тоски. Сейчас самое главное для нее – выбросить все случившееся из головы, хотя, полагаю, из Парижа она должна будет написать Солфорду вежливое письмо с извинениями. После этого ей станет легче, ведь встретиться с ним вновь она сможет лишь через несколько месяцев, если леди Ингам, как и намеревалась, снимет особняк в Лондоне».

Но после столь обнадеживающей речи Феба выскочила из комнаты, заливаясь слезами.

Приводить ее в чувство и повиновение пришлось уже сквайру, чего он добился чрезвычайно легко, напомнив девушке о том, что она в долгу перед своей бабкой и просто обязана после всех хлопот и огорчений, которые ей доставила, встряхнуться и сделать леди Ингам приятное.

– Полагаю, – проницательно добавил мировой судья, – она желает уехать ради себя не меньше, чем ради тебя. Должен признать, мне хочется, чтобы Том хоть одним глазком взглянул на дальние страны.

Его слова решили дело: Феба поедет в Париж ради бабушки и постарается получить удовольствие от поездки. Она приложила поистине героические усилия, пытаясь выглядеть жизнерадостной, но в результате (по мнению Тома) лишь повергла остальных участников поездки в еще большее уныние.

Разрываясь между показной храбростью Фебы и неприкрытой угрюмостью Мукер, миледи наверняка отказалась бы от своих планов, если бы не поддержка, которую оказал ей молодой Орде. Дав согласие поехать с ней, Том смирился с неизбежным и полностью окунулся в подготовку к путешествию, причем проявил при этом такую энергичность и великодушие, что вскоре затмил Фебу в глазах пожилой дамы. Заручившись содействием сквайра, которое сей достойный муж оказал сыну перед возвращением в Сомерсет, юноша вступил в неравную схватку за получение паспортов, улаживание таможенных формальностей и разработку маршрута. Он выяснил, в какие дни во Францию доставляются почтовые отправления, а по каким туда ходят почтовые пакетботы[62]; рассчитал, сколько денег им понадобится для путешествия, и выучил наизусть те французские фразы и выражения, что счел наиболее подходящими случаю. «Путеводитель по странам и континентам» стал постоянным спутником юноши; стоило ему достать его из кармана, как вместе с ним наружу вываливался и целый ворох буклетов.