Синее пламя - Алексей Пехов
Шрифт:
Интервал:
– Мы смотрим с тобой на мир с совершенно разных сторон костра.
– А вот тут я согласна.
В роще было мрачно и гораздо темнее, чем в поле. Через просветы между деревьев Шерон видела небо, наливающееся красным, и бледный призрак молодой луны, уже появившийся на горизонте.
Когда они вновь вышли на открытое пространство, девушка поняла, что увидела с дороги. Это был огромный памятник, выточенный из бледно-зеленого камня – статуя женщины в тяжелых латах: блестящий нагрудник, шипастые наплечники, длинная кольчужная юбка, опускающаяся ниже колен. А то, что указывающая приняла за острые уши, оказалось крылатым венцом на распущенных волосах.
Лицо отнюдь не прекрасное – грубое и уже немолодое. В руках, на уровне груди, сжимая ладонями, незнакомка держала большой шар.
Шерон не узнала минерал – тусклый, точно выгоревший изнутри.
К ногам женщины вели три ступени, остальные скрывала земля, за века поглотившая постамент.
– Красиво. – Указывающая сама не поняла, почему понизила голос. – В нашу эпоху так уже не делают. Кто она?
Лавиани, задрав голову, изучала лицо, на котором горели красные блики заходящего солнца, делая его еще более мрачным и неприветливым.
– Так ли это важно, девочка? История, без всякого сомнения, грустная. По веселым поводам памятники в глуши не ставят. Стараются запихнуть на самую главную площадь.
– Вы обе знаете ее. – Велина положила к ногам воительницы собранные на поле маки. – Это Нэко, героиня битвы у Мокрого Камня, или Четвертая.
Лавиани взглядом дала понять Шерон, что хорошо бы получить разъяснения. И девушка сказала:
– Одна из учениц Скованного. Самая старшая. Великая волшебница и таувин.
– Хм… – Сойка взглянула на статую по-новому. – Сразу две способности в одном человеке. Так бывает?
– До нее считалось, что нет. Но она оказалась исключением из правил.
– Ты забываешь, что кроме этого Нэко считалась самым лучшим бардом своего поколения, а теперь – легендой эпохи. На западе исполнители называют ее своей покровительницей, жаль, что песен, которые она сочинила, сохранилось не так уж много.
– За несколько лет до Войны Гнева произошла битва у Мокрого Камня, где Тион, Арила и Кам возглавили великую армию и сражались против Южной тьмы – королевства некромантов, расширявшего свои границы на север. Волшебники столкнулись с волшебниками – и тысячи полегли на поле боя.
– На этом поле, – сказала Велина, и Шерон расширила глаза от удивления.
– Ты хочешь сказать…
– Вот Мокрый Камень. – Бард показала на женщину в латах. – После победы Арила создала из него памятник. Нэко пришла последней, прилетела на льве, когда фланги войска Кама оказались в смятении и вот-вот должны были быть опрокинуты. Четвертая великая волшебница вступила в тот день в бой. Ее щит сдерживал удары мрака, она переносилась в травяном вихре по всему полю, появляясь то тут, то там, сражаясь с теми, кто поднимал на свою сторону погибших солдат. Победа у Мокрого Камня – ее заслуга. Бой продолжался двое суток, но волшебникам удалось продержаться до прихода основных сил с Талориса. Войс, Нейси, Лавьенда, Гвинт и многие другие решили исход сражения.
– А Нэко погибла. Захватила магии больше, чем смогла удержать. Великие волшебники умирают, теряя силу.
– Так говорят, – согласилась Велина. – Некромантов тогда пленили и заточили в подвалах Талориса. Их освободил Тион за несколько часов до начала Катаклизма. Тело Нэко так и не нашли. Хотя искали неделю, хороня мертвых в братских могилах. Она была где-то среди них, но никто так и не смог ее опознать. Вот оно – истинное благородство настоящего рыцаря. Пожертвовать собой ради товарищей и победы.
В глазах Лавиани Шерон прочла, что это никакое не благородство, а форменная глупость.
– Говорят, когда-то там, где сейчас вон те холмы, стоял город. И шар в руках Нэко ночами сиял, точно целое звездное небо, а в начале Эпохи Упадка горел, как солнце, когда на них нападали мэлги. Каждый раз я пытаюсь слушать ветер и надеюсь, что он шепнет мне одну из песен, которые сочинила эта женщина.
Она сняла с плеча лютню.
– Ты собираешься играть?
– Да. Это моя дань памяти той, кто стал героем и легендой. Не ждите меня. Я вернусь лишь утром.
Ее пальцы пробежались по струнам, перебрались на колки, подкручивая их.
– Идем. – Шерон коснулась плеча Лавиани.
В молчании они миновали рощу, слыша, как сложная мелодия, звенящая под темнеющим небом, летит им в спину.
– Поэты… – Сойка обреченно махнула рукой. – Они еще более романтичны, чем ты и акробат. Дай им только волю играть рядом с чьими-то костями, и они будут бренчать, пока не упадут без сил.
– Разве тебе не грустно от того, что ты узнала?
– Грустно? Грустно быть одной из самых влиятельных женщин мира, а затем оказаться в общей могиле, среди тел тысяч солдат. Но с учетом того, что я не Нэко, мне грустить пока рано.
Шерон оглянулась назад. На деревья и возвышающуюся над ними голову великой волшебницы.
Лишь раз за все время знакомства Тэо видел Лавиани испуганной. Это случилось в тот день, когда в цирк пришел сойка.
Она очень боялась. Акробат видел это в ее бледно-голубых глазах. Боялась не за себя, а за него. Боялась потому, что была не уверена, что сможет остановить врага, не дать тому убить Пружину.
Шерон увела Тэо, пока Мильвио играл его роль. И акробат так и не увидел человека, которого Лавиани называла Шревом.
Затем убийца из Пубира пришел к нему во сне, с лицом похожим на алую маску. Кожа содрана, ветки пробили щеки, нос сломан, изо рта текла кровь. Он выбирался из какого-то канала, шел к нему, несмотря на ранения. И с каждым его шагом на небе разгоралось солнце.
Оно было таким невыносимо ярким, таким обжигающим, словно Тэо вновь оказался с цирком Квио в Карифе, на берегу Лунного залива. Акробат опустил веки, но этот нестерпимый солнцепек доставал до его глаз даже сейчас.
А затем Пружина проснулся, и солнце никуда не делось. Пусть оно было слабее, чем во сне, но достаточно яркое, чтобы погасить луну и осветить поле, а также далекие холмы, поглотившие остатки древнего города.
Несколько секунд это странное обстоятельство – солнце в середине ночи – заставило его думать, что он все еще спит. Но Мильвио, склонившись над ним, довольно грубо встряхнул его, сказав неожиданно резко и властно:
– Вставай! Живо!
Шерон, обхватив руками плечи, босая стояла на траве, холодной от выступившей росы, и смотрела на далекую рощу, из-за которой лился солнечный свет.
Цирк просыпался, слышались удивленные возгласы, сыпались вопросы. Заплакал кто-то из детей, чувствуя смятение взрослых.
– Кажется, мне надо бросать пить, – пробормотал Ливен, неловко натягивая рубаху на голое тело.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!