Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - Майкл Бут

«Но зато у нас никогда не бывает скучно», – с улыбкой добавила она.

И это плавно приближает нас к конечной точке нашего маршрута…

Вечер пятницы на площади Stortorget в Мальме. Я стою в многотысячной толпе, собравшейся вокруг длинных столов, расставленных на площади. Тесно прижавшись друг к другу и сцепившись руками, люди раскачиваются в такт шведской песне на мотив «My Bonnie Lies Over the Ocean». Столы завалены пустыми бутылками и банками – остатками величайшей в мире оргии обжорства лангустами, которая приближается к своей кульминации.

Традиционная вечеринка с лангустами kraeftsvika – один из редких случаев, когда шведы позволяют себе публичный кутеж и дают своему внутреннему викингу порезвиться в приступах безудержного веселья. Ее устраивают в середине августа, в последние летние деньки перед наступлением зимы. Скажем прямо – все здесь пьяны вдрызг. В том числе и я.

Я должен был бы сопоставить отсутствие детей на главной площади Мальме с опытом, полученным в Куопио. Тогда я бы сразу понял, что через пару часов буду в сильно поддатом состоянии отплясывать народные танцы на пару с незнакомой пожилой дамой. Мою одежду дополняет конический бумажный колпак и пластиковый нагрудник с изображением ракообразного, а рука дамы сжимает пустую бутылку из-под шнапса. Skol!

«Helan gar, Sjung hopp faderallan lallan lej!» Группа на сцене заиграла на своих банджо, скрипках и губных гармошках еще быстрее, перейдя на что-то вроде деревенской кадрили. Шведы славятся обширным репертуаром застольных песен, и почти все присутствующие знают их наизусть. Кое-кто опасливо, но с энтузиазмом отплясывает на столах, размахивая руками. Бумажные колпаки сбились набок, но рубашки остаются аккуратно заправленными в шорты. Мне пора отползать в свой тихий гостиничный номер.

Это Швеция.

Это так не похоже на Швецию.

Мы наконец-то добрались до центральной детали нашего скандинавского пазла. Здесь – узловой момент, суть вопроса, Розеттский камень[88], который поможет расшифровать очень многое в культурной, политической и социальной истории Скандинавии. Именно этой стране Скандинавия обязана тем, как видит ее остальной мир – современной, либеральной, коллективистской и довольно скучной (вечеринки kraeftsvika не в счет). Мы прибыли в самую большую по территории и населению (9,3 миллиона жителей[89]), практически по всем меркам наиболее успешную, временами приводящую в ярость и, несомненно, самую влиятельную (прости, Дания, но ты сама знаешь, что это так) страну Скандинавии – Швецию.

Как сказала мне финский историк Лаура Колбе, Швеция похожа на солнце, на магнит и временами – на черную дыру (хоть и с изящными диванами и прекрасными детскими садами). Последние пятьсот лет эта страна заставляет народы Северной Европы восхищенно следить за собой и притягивает их к себе, иногда полностью поглощая, чтобы потом изрыгнуть. Это старший брат, староста, образец для подражания. Мы прибыли, по выражению The Guardian, в «самое успешное общество из когда-либо существовавших».

В наши дни знаменитые своим миролюбием шведы предпочитают не вспоминать кровожадные бесчинства своего прошлого. Но на протяжении многих веков и остальная Скандинавия, и многие государства Центральной Европы на собственной шкуре испытали гнев огорченной или уязвленной Швеции. И финны, и норвежцы, и датчане имеют основания испытывать зависть к своим примерным отличникам – соседям. И конечно же, при всем братском нордическом единении перед лицом остального мира, при всех Северных Униях и прочих Советах, при открытых границах и общих тусовках у бассейна любого отеля от Пхукета до Гран-Канария внимательный наблюдатель обнаружит остаточную неприязнь по отношению к шведам. Она может быть невыраженной, как фантомные боли вековой вражды, соперничества и предательств, но она есть.

Датчане с ревностью реагируют на шведские экономические достижения и мировое господство IKEA (их вряд ли успокаивает то, что шведская компания называет именами датских городов не самые благородные товары своего ассортимента вроде дверных ковриков). Норвежцы с наслаждением рассказывают о шведских иммигрантах, занятых на очистке бананов. Финны ворчат по поводу «голубых» шведов и Зимней войны.

Для всех остальных швед – существо полезное и достойное восхищения. Свершения Швеции XX века неисчислимы и по большей части благородны. Это и рационалистичный секуляризм, и промышленная мощь, и экономическое благополучие, и, конечно же, ее система социальной защиты населения, которая стала сияющей путеводной звездой прогресса. Большую часть прошлого столетия Швеция считалась (и в немалой степени считала себя) глобальной лабораторией общественных механизмов, чей самоотверженный светловолосый коллектив ищет и создает пути к лучшей жизни. Этот коллектив следует высоким моральным стандартам, соответствующим духу времени, а также производит на свет короткие, но по-настоящему яркие поп-хиты.

Мы упиваемся новостями об их бесплатных школах и больницах, построенных на деньги благотворительных фондов, их гармоничной политике «срединного пути» на основе консенсуса, их экономическом и гендерном равноправии! Последняя шведская инновация, попавшая в центр внимания британской прессы, – Kunskappsskolan (Школы Знания), в которых нет обязательных предметов, учебных классов и расписания, а дети определяют свои академические цели самостоятельно. Если бы школа, в которой я учился, была устроена так же, то в первый же день мы бы полностью реализовали сюжет «Повелителя мух»[90]. Но когда британские СМИ видят, что у шведов что-то появилось, они немедленно хотят себе то же самое.

Сегодня шведская модель привлекает к себе внимание всего мира. Каждый умеренный политик мира хотя бы раз в жизни предавался фантазиям о том, как было бы хорошо воспроизвести у себя в стране шведскую смешанную экономику и политику на базе консенсуса. Невозмутимые шведы всегда достигают своих целей при минимуме суеты и разногласий, будь то введение нового трудового законодательства, реализация плана восстановления экономики после банковского кризиса или же успешная игра в теннис.

Самый смелый из шведских социальных экспериментов последнего времени был проведен в области мультикультурализма. За последние сорок лет крупнейшая страна Скандинавии приняла больше иммигрантов, чем любая другая в Европе. На момент написания книги 15 процентов населения Швеции составляли люди, родившиеся за ее пределами (в Дании, занимающей второе место в Скандинавии по количеству иммигрантов, их всего 6 процентов). Если добавить к этому их детей, получится, что почти треть жителей Швеции имеет иностранное происхождение. Это удивительная цифра для страны, которая до конца XIX века состояла из обособленных сельских общин и два последних столетия придерживалась политики нейтралитета и изоляционизма. Как мы узнаем дальше, такое развитие событий не осталось без последствий.