Люди тумана. Бенита, или Дух Бамбатсе (сборник) - Генри Райдер Хаггард

Лет двадцать пять или тридцать тому назад нам пришлось слышать об одном бродячем торговце, посетившем земли, лежащие за Келимане[14], туземные обитатели которых рассказывали ему о легендарных сокровищах, зарытых там приблизительно в шестнадцатом веке португальскими путешественниками, впоследствии убитыми. Предприимчивый торговец сделал попытку обнаружить клад при помощи гипнотизера. Согласно этому рассказу, ребенок, игравший роль медиума в гипнотическом эксперименте, находясь в состоянии транса, подробно описал мучения и смерть несчастных португальцев, мужчин и женщин, двое из которых нырнули с вершины большой каменной глыбы в Замбези. Хотя этот ребенок знал только английский язык, он, как уверяли рассказчики, повторил по-португальски все те молитвы, которые злополучные европейцы обращали ввысь, и пропел все те гимны, которые они пели. Мало того, он описал, как зарывали клад, а также его местонахождение столь подробно, что торговец и гипнотизер получили полную возможность немедленно приступить к отысканию клада. Однако результаты оказались плачевными: река размыла яму, где находились сокровища, и унесла их. На месте осталось всего несколько золотых монет, в том числе венецианский дукат времен дожа Алоиза Мочениго. После этого мальчик, будучи загипнотизирован вновь (всего он подвергался этой процедуре восемь раз), обнаружил то место, где мешки лежат и доныне, но, прежде чем бледнолицый мог возобновить свои раскопки, нагрянули туземцы, и компания, едва не поплатившись жизнью, была вынуждена удирать во все лопатки за пределы этих земель.

Необходимо добавить, что вождь племени, правивший этими землями тогда, когда разыгралась португальская трагедия, объявил клад священным, прибавив, что в случае посягательства на него стране грозят неисчислимые несчастья.

Благодаря этому на протяжении ряда поколений клад оставался нетронутым, пока потомки вождя не были по причине войны отброшены от реки. От нескольких их представителей торговец и услышал вышеприведенное сказание.

Чудная, чудная была эта ночь! Воздух не колыхался; черные клубы дыма из труб почтового парохода «Занзибар» низко стлались над поверхностью моря, точно широкие плавающие страусовые перья, которые одно за другим исчезали при свете звезд. Бенита Беатриса Клиффорд (это было полное имя молодой девушки, названной первым именем в честь своей матери, а вторым – в честь единственной сестры своего отца) стояла, лениво опершись на перила, и мысленно говорила себе, что по такому морю всякий ребенок, умеющий хоть немного грести, мог бы пуститься в челноке и благополучно доплыть до берега.

Но вот высокий молодой человек лет тридцати, куривший сигару, подошел к ней. Она немного подвинулась, желая дать ему место возле себя, и в этом движении было нечто, что могло бы дать постороннему наблюдателю, находись здесь таковой, основание заключить, что отношения между ними были дружескими или еще более близкими. С секунду он колебался, и выражение сомнения, даже печали показалось на его лице; словно он считал, что многое зависело от того, примет ли он это безмолвное приглашение или откажется от него, и не знал, как поступить.

И действительно, многое зависело от этого, а именно судьба их обоих. Если бы Роберт Сеймур прошел мимо Бениты и докурил свою сигару в уединении, наше повествование имело бы совсем другой конец, а вернее, кто может сказать, чем бы оно закончилось! Заранее предначертанное чудовищное событие, таившееся под покровом этой знаменательной ночи, произошло бы, оставив известные слова непроизнесенными.

Едва он сделал шаг вперед, чтобы пройти дальше, Бенита заговорила своим низким, приятным голосом:

– Куда вы направляетесь, мистер Сеймур, в курительную комнату или в салон потанцевать? Один из офицеров только что сообщил мне, что сейчас собираются устроить танцы, – прибавила она, – ведь море до того спокойно, что мы можем вообразить, будто находимся на берегу!

– Ни туда, ни сюда, – ответил он. – Курительная набита битком, там слишком душно, а дни, когда я танцевал, уже прошли. Я просто собирался походить после сегодняшнего обильного обеда, а потом усесться в кресло и заснуть. Но, – тут голос говорившего оживился, – как вы узнали, что это я? Ведь вы не обернулись ко мне.

– У меня есть не только глаза, но и уши, – ответила она с легким смехом. – И после того как мы около месяца пробыли на одном пароходе, я должна знать вашу походку.

– Я что-то не могу припомнить, чтобы кто-нибудь прежде узнавал ее, – промолвил он скорее про себя, чем вслух. Затем подошел к перилам и облокотился по соседству с девушкой. Его сомнения исчезли. Судьба высказалась…

Некоторое время оба молчали; наконец Сеймур спросил свою соседку, не пойдет ли она потанцевать. Бенита покачала головой.

– Почему нет? Вы ведь любите танцевать и танцуете просто превосходно. Кроме того, к вашим услугам много офицеров, в особенности капитан… – он замолчал, не докончив своей речи.

– Я знаю, – сказала она, – танцевать было бы приятно, но… мистер Сеймур, не сочтете ли вы меня глупой, если я скажу вам кое-что?

– Раз уж до сих пор мне и в голову не приходило считать вас таковой, то на каком же основании я должен прийти к подобному заключению теперь? В чем дело?

– Я не могу идти танцевать, потому что мне страшно, да, невыносимо страшно…

– Страшно? Что же вас страшит?

– Сама не знаю, но, мистер Сеймур, у меня такое чувство, как будто все мы находимся на краю какой-то ужасной катастрофы, как будто скоро должна произойти большая перемена, результатом которой будет новая и незнакомая жизнь. Это чувство овладело мной за обедом – вот почему я вышла из-за стола. Совершенно неожиданно я посмотрела вокруг себя, и все сидящие, за малым исключением, преобразились в моих глазах.

– Я тоже преобразился? – с любопытством спросил Сеймур.

– Вы? Нет! – ему показалось, что она добавила чуть слышно: – Слава Тебе, Боже!

– А вы сами?

– Не знаю. Я не смотрела на себя. Я наблюдала за другими, но не за собой. Я всегда такая.

– Несварение, – задумчиво произнес Сеймур. – Мы едим здесь чересчур много, сегодняшний же обед был слишком продолжителен и плотен. Его тяжесть и внушила мне мысль походить.

– Чтобы после этого отправиться спать.

– Да, сначала моцион, затем сон. Мисс Клиффорд, это правило и… смерти. Со сном заканчивается мысль, поэтому некоторым из нас ваша катастрофа крайне желательна – ведь ее наступление означает долгий сон и отсутствие мыслей…

– Я сказала, что сидевшие изменились в моих глазах, но не говорила, что они перестали думать. Быть может, они думали больше, чем обыкновенно.

– В таком случае нам надо помолиться об отвращении от нас катастрофы. Я прописываю вам углекислоту с содой. В такую погоду весьма трудно предположить подобную вещь. Взгляните туда, мисс Клиффорд, – прибавил он с воодушевлением, указывая рукой на восток, – взгляните!