30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД. От оперуполномоченного до заместителя министра - Юрий Богданов

В Самарском ИТ/1 в 1937 году работало всего лишь 2159 заключённых. В 1938 году численность работяг перевалила за 30 тыс. человек. В январе 1939 года исправлялись трудом 36 761 заключённый, однако численность их постепенно падала и к августу 1940 года сократилась до 23 637 человек. Вместе с тем к декабрю этого же года контингент возрос до 41 129 человек.

Для строительства Куйбышевского гидроузла была создана строительная организация — Управление строительства (УС) Куйбышевского гидроузла (Куйбышевстрой) НКВД. Интересно, что 14 апреля 1938 года начальником Куй-бышевстроя был назначен зам. наркома внутренних дел комиссар гб I ранга А.М. Заковский. На рядовую стройку зам-наркома, наверное, не послали бы. Правда, побыл на волжских утёсах Леонид Михайлович всего две недели, после чего 29 апреля 1938 года был арестован, а затем через четыре месяца расстрелян. Не исключено, что блестящая карьера этого предшественника моего отца по ряду должностей резко оборвалась вследствие того, что он сболтнул где-нибудь что-то лишнее о разворачивавшемся строительстве «секретного объекта государственной важности».

В октябре 1940 года в связи с временным приостановлением строительства Куйбышевского гидроузла рабочую силу, весь инженерно-технический и административно-хозяйственный состав передали на укомплектование других строительств. Работы по временной консервации до лучших времён этого объекта, служившего прикрытием основного строительства, поручили вновь созданному Главгидрострою НКВД СССР [Л.24].

Однако главное дело в этом районе не законсервировалось. Приказом НКВД № 001203 от 25 сентября 1940 года на станции Безымянка под Куйбышевым был организован Бе-зымянский ИТЛ (Безымянлаг). Наряду с обычными задачами по строительству дорог, жилпосёлка, достройки Безымян-ской и Куйбышевской ТЭЦ, кирпичного и механического заводов, Безымянлагу было поручено строительство двух авиационных заводов, № 122 и № 295, и моторного завода № 377. Мне сначала было не понятно, зачем именно в Куйбышеве нужны авиационные заводы, о строительстве которых информация совершенно не скрывалась? Ответ прост. Этим заводам обязательно требовался аэродром, и не один. Строительство аэродрома поручили Безымянлагу.[Л.24]. На фоне испытательных и иных полётов заводских самолётов прибытие и убытие спецбортов не могло вызывать ни малейшего подозрения.

В стране вообще и в Куйбышеве в особенности была создана обстановка шпиономании: раз можно заподозрить, что кто-то суёт нос не в свои дела, интересуется вопросами, которые его не касаются, — значит не иначе как этот гад работает на иностранную разведку. Настоящие советские граждане сидят тихо, ничего не видят и не слышат, занимаются только тем, что им поручено. Но среди них везде и всюду враги, настоящей борьбы с которыми нет. Поэтому, по мне-нию ЦК, важнейшая задача как раз и состояла в том, чтобы «мобилизовать куйбышевскую парторганизацию на разоблачение врагов». Дело дошло до абсурда: «секретари и весь аппарат городских райкомов в Куйбышеве бегали с лупами». Возглавляемые первым секретарём Постышевым, вооружённым таким же оптическим устройством, все настойчиво искали фашистскую символику или силуэты Троцкого на обложках тетрадей, на обёртках печенья и конфет [Л.40]. Чем бы ни тешились ревностные партийцы, лишь бы сами не интересовались и другим не давали проявлять любопытство: что же это строится в Жигулёвских горах вместо объявленной во всеуслышание гидроэлектростанции?

Поскольку любые нововведения практически невозможно скрыть от местного населения, то следует отдать должное «Операции прикрытия», что только предпринятыми жесточайшими мерами удалось обеспечивать абсолютную секретность важнейшего объекта.

Об эффективности проведенных маскировочных мероприятий говорит тот факт, что в германских документах предвоенных лет никаких упоминаний о Куйбышеве как запасной столице, тем более сведений о подземном командном пункте в Жигулях, не обнаружено. Более того, за счёт целенаправленной дезинформации удалось пустить противника по ложному следу: 6 июля 1941 года германская разведка «добыла» сведения о том, что «советское правительство намерено перебраться в Свердловск». В Германии это известие приватно узнали «только Гитлер и самые приближённые к нему люди». В действительности в Свердловске был создан ложный командный пункт, и по указанию Сталина в нужный момент «германская разведка получила “секрет”, который сфабриковали специально для неё» [Л.20].

Казалось бы, что за чрезмерное усердие Постышева в Куйбышеве, когда он через неделю после перевыборов горкома арестовал 17 человек из 41 члена нового состава, исключил из партии 3300 коммунистов, распустил более 30 райкомов, в которых «большинство руководителей оказались врагами народа» и т. д., такого горе-руководителя следовало сурово наказать. Однако товарищ Сталин обсуждение «дела Постышева» завершил своим кратким, очень деликатным выступлением, в котором сказал: «У нас здесь в президиуме ЦК, или Политбюро, как хотите, сложилось мнение, что после всего случившегося надо какие-то меры принять в отношении тов. Постышева. И мнение сложилось такое, что следовало бы его вывести из кандидатов в члены Политбюро, оставив его членом ЦК». В благодарность за то, что Постышев успешно провёл «Операцию прикрытия» во вверенной ему области, Сталин, как мог, смягчил удар по своему ставленнику. Впрочем, этот просвет в судьбе Постышева длился около месяца. Вследствие накопления «слишком большого количества компрометирующих материалов», поступавших от НКВД и куйбышевской парторганизации, Политбюро вынуждено было принять решение о передаче «дела Постышева» на рассмотрение Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). На основании предъявленных обвинений бывший крупный партийный функционер был исключён из ЦК и из членов партии, а в ночь на 22 февраля 1938 года арестован. Спустя год он был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян [Л.40].

Заслушав на пленуме ЦК общие итоги проведения в 1937 году истребованных партократами репрессий (и одновременно негласно проходившей «Операции прикрытия»), Политбюро санкционировало начало второго этапа. 31 января 1938 года было принято следующее постановление: «Разрешить наркомвнуделу продолжить до 15 апреля 1938 года операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно соответствующим приказам НКВД СССР. Оставить до 15 апреля 1938 года существующий внесудебный порядок рассмотрения дел по этим операциям» [Л.40].

Теперь в целях полного выявления связей с зарубежьем и пресечения возможности утечки любой информации остриё репрессий было направлено против националов, то есть на представителей тех национальностей (финнов, латышей, литовцев, эстонцев), «которые имели свои компактные территориальные образования, входившие ранее в состав Российской империи и ставшие после Октябрьской революции независимыми государствами». Репрессии не могли пройти мимо представителей народов других европейских стран (греков, румын, македонцев, чехов, болгар, испанцев и др.), ибо говорилось, что они «склонны к шпионской работе в пользу своих государств». При этом аресты всех потенциальных шпионов производились только по национальному признаку, без наличия компрометирующих материалов. Вызвано всё это было следующим обстоятельством. Ещё в 1935 году Москве стало достоверно известно, что вооружённое нападение на СССР планируется консолидированными силами коалиции ряда государств в составе Германии, Польши, Румынии, Финляндии и стран Прибалтики. Приходилось учитывать это обстоятельство.