Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Он снова надел очки. Он держал в руке оригинал письма из Дубравы. Для остальных сделали копии.

Герцог очень хорошо помнил Леонору Валери после той поздней ночи в этой палате. Это было не так уж давно. Якопо Мьюччи присутствовал здесь вместе с ней, он был участником их хитроумно разработанного плана. Теперь Мьюччи мертв. Об этом женщина открыто рассказывала в письме.

Невидимыми чернилами, проявившимися после смачивания страниц соком лимонов, она писала: «Весьма сожалею, но нет никаких сомнений в том, что теперь в Дубраве узнают — и сообщат об этом другим — о действиях здесь предыдущей Старшей Дочери… и о ее контактах».

Даже в потайном тексте она проявила осторожность. Не написала прямо «о ее контактах с Серессой». Это говорило о зрелости, превосходящей даже ту, которая уже была заметна в ней в этой палате. Герцог напомнил себе, что собирался узнать больше о ее семье.

Он прочел еще раз:

«По-видимому, она собиралась организовать смерть женщины из Сеньяна на острове, но эти намерения были раскрыты, что привело ее к гибели. Дубрава получила в свое распоряжение вещества, позволяющие предположить, что в прошлом с другими людьми расправлялись тем же способом. Доверенный слуга Старшей Дочери — да упокоится он с миром — приложил руку к таким безвременным кончинам на острове. Он также умер».

Коротко говоря, подумал герцог, мир вскоре узнает, кем была Филипа ди Лукаро, и какую роль играла Сересса в многолетнем обмане, осуществлявшемся в священной обители.

Верховный Патриарх наверняка напишет им, и выскажется в очень грозном тоне. Он любил грозить. Потребуются деньги, и очень большие, чтобы его гнев остыл. Хорошо хоть то, что деньги способны так на него повлиять.

Чей-то кулак громко ударил по столу, где-то в середине ряда сидящих за столом. Пронзительный голос Лоренцо Арнести, раздавшийся вслед за этим, заставил стихнуть разговоры.

— Совершенно ясно, — рявкнул он, — что эта Лукаро не годилась на такую должность. Ошибкой было назначить ее туда!

Ее назначил туда герцог. Его отстраненность исчезла. Арнести всегда выводил его из этого состояния. Он снял очки, протер линзы, выигрывая время, и принял решение о необходимых сейчас действиях.

Произнес тихо, но так, что все услышали:

— Вы ведете себя, как сын осла и содержательницы борделя, синьор Арнести. Вы нас ставите в неловкое положение. Напомните мне, почему вам разрешено находиться в этой комнате?

Шокирующее заявление. Но ему доставило удовольствие его сделать. После этих слов воцарилось испуганное, напряженное молчание. Советники теперь похожи на скульптурный фриз вокруг стола, подумал герцог.

У него были более обширные планы, учитывая развернувшуюся в последнее время борьбу за должность. Арнести побагровел, разъяренный настолько, что лишился дара речи. В кои-то веки. Герцогу очень понравилась его собственная фраза. Он никогда еще не применял подобного оскорбления. Если бы они были моложе, наверное, последовал бы вызов на дуэль.

— Синьора ди Лукаро достойно служила нам много лет, — произнес герцог. — С того времени, когда еще никто из присутствующих, кроме меня, не заседал в этом Совете. Она поставляла регулярно точные сведения из надежных источников, даже от советников Правителя. Она разбиралась с теми людьми, с которыми нам нужно было разобраться, и делала это без шума. Еще какой-нибудь глупец в этой комнате желает опорочить ее теперь, когда она умерла?

Никто не изъявил такого желания. Они опускали глаза, откашливались, скрипели стульями. Один сделал знак солнечного диска.

Только Арнести заговорил снова, когда обрел голос.

— Вы смертельно оскорбили меня, господин герцог! Я требую, чтобы вы взяли свои слова обратно!

— Беру, — тут же ответил герцог. (Кое-что сделать слишком легко.)

Арнести открыл рот и закрыл его. Он и в самом деле глупец. Слишком откровенно амбициозный, открыто неосторожный, сплошные позы и угрозы. Он мог бы купить себе некоторое количество голосов на любых выборах, но у него есть враги, и их у него появится еще больше до начала выборов, если герцог позаботится об этом.

— Что будет дальше? — Это спросил Амадео Франи, сидящий слева.

Франи был уравновешенным, лишенным чувства юмора человеком. Его младший сын, который слишком явно отдавал предпочтение мальчикам, получил назначение в Дубраву с благословения и при поддержке герцога. С тех пор Амадео Франи поддерживал его во всех вопросах.

— Это будет стоить денег, — произнес герцог Риччи. Он улыбнулся, чтобы снять эту вечную напряженность, дать им понять, что он уже все продумал. Совету необходима уверенность в такие моменты. Им хотелось, чтобы моря были совершенно безопасными, порты открытыми, прибыль постоянной. Все остальное имело второстепенное значение для большинства из этих людей. А герцог старался видеть более широкий мир и загадывать дальше вперед.

Он устал заниматься этим. В лагуне есть остров, маленькая церковь, он видел сад…

— Мы заплатим Дубраве некую сумму, — продолжал он, — и пошлем подарок в их главное святилище, новые окна, или что-то в этом роде. Возможно, какую-нибудь реликвию одного из великомучеников. Они нам обязаны выплатить компенсацию за гибель доктора на их корабле. Можно с ними договориться. Нам также придется загладить вину перед Патриархом за то, что использовали священную должность в собственных целях.

— Мы загладим вину деньгами? — Франи не улыбался.

— Ну, он может потребовать, чтобы одного из нас повесили.

— Что?!

— Или нам придется вместе совершить паломничество. Проползти на коленях до Родиаса.

— Господин герцог!..

Никакого чувства юмора у этого человека. Герцог Риччи сдержался, чтобы не поморщиться.

— Я шучу, всего лишь шучу, синьор Франи. Это будут деньги, вместе с письмом, полным раскаяния. Я в этом уверен.

Амадео Франи побледнел. Это должно было показаться ему забавным. Франи сглотнул. Кивнул.

— А Обравич? Император?

Остальные предоставляли Франи задавать вопросы. Интересно.

— Он не имеет значения. Он нам еще должен вернуть займы. И ему понадобятся новые займы. Он тоже пришлет письмо, но подождет, чтобы посмотреть, что предпримет Патриарх. Они будут наслаждаться нашим смущением. Мы могли бы послать ему еще одни часы, — герцог увидел, как его главный секретарь сделал у себя пометку.

Франи опять кивнул. Ему бы следовало обладать большим воображением, подумал герцог, и тогда из него мог бы даже получиться компетентный преемник. Но у него нет воображения, он им не станет.

— А женщина, которая нам пишет? Синьора Мьюччи, как считает Дубрава?

— Кажется, синьора Валери самостоятельно решила эту проблему, — ответил герцог. — По-видимому, нам с ней повезло.

— Они позволят ей стать Старшей Дочерью?