Дом с золотой дверью - Элоди Харпер

— Звучит крайне удобно для тебя, — огрызается Феликс, недоверчиво прищурившись. — И почему я должен считать, что ты не морочишь мне голову?

На этот раз Амара улыбается искренне. Подозрительность Феликса ей милее всех его попыток очаровать ее. По крайней мере, она непритворная.

— Ни почему. — Она наклоняется к нему ближе, чувствуя знакомый жар ненависти в своем сердце. — Может быть, я морочу голову тебе, а ты — мне. Нам придется ждать и смотреть, чем закончится игра.

Запах запоздало расцветшего в саду жасмина окутывает весь дом. Сладкий аромат переносит Амару обратно в те дни, когда Руфус только начинал за ней ухаживать, только сейчас ее руку держит не он, а Британника, которая пытается научить подругу наносить более сильные удары. Они стоят в атриуме, мозаичный пол приятно холодит босые ноги в это жаркое августовское утро.

— Тебе важно быть быстрой, — поясняет Британника. — Для долгой драки сил мало. Попробуй еще раз.

Амара нападает, используя один из многочисленных приемов, которым научила ее Британника. Та с легкостью блокирует удар, но одобрительно кивает.

— Лучше, — говорит она.

Из сада доносятся пение и смех. Амара знает, что это Виктория и флейтистки готовятся к ближайшему выступлению. За одну неделю им удалось договориться сразу на два ужина, во многом благодаря расторопности Виктории. Амара признательна ей за то, что Виктория взяла на себя эти заботы и часто одна ходит на встречи со знакомыми сутенерами, тем самым избавляя Амару от лишней неловкости. В те вечера, когда у Виктории нет работы, обычно в доме ее не застать: отношения с Крескентом как будто не думают идти на спад. Амара боялась, что влюбленной Виктории будет непросто обслуживать клиентов, но та только рассмеялась и сказала, что Крескент не ревнив.

— Сколько тебе было лет, когда ты начала учиться драться? — Амара смотрит, как Британника наносит удары деревянным ножом, при этом легко переступая с ноги на ногу, точно в танце.

— Мы учимся с детства, — отвечает Британника. — Весь мой народ. Так лучше.

— Я скорблю о твоей семье.

Британника не останавливается; Амара вспоминает, как в борделе британка дралась с воображаемым противником в своей клетушке, чтобы не потерять форму.

— В смерти нет бесчестия. Они умерли как жили, воинами, — отвечает она. — Бесчестье на мне.

— Больше нет, — говорит Амара, подумав, что Британника имеет в виду свою работу проституткой. — Те времена прошли.

Британника останавливается и медленно опускает руку:

— Навсегда бесчестье. Оно меня никогда не оставит.

— Из-за твоего брата?

— Филос сказал тебе. — Британника пристально смотрит на нее. Амара не в первый раз задается вопросом о том, сколько ей известно.

— Мой брат был не мужчиной, не мальчиком. — Британника мрачнеет. — Старшие сказали мне спрятать его, защищать его. Я недостаточно быстрая.

— Но ты была совсем одна, а солдат наверняка было очень много.

— Я недостаточно быстрая, — повторяет Британника. — И для Дидоны тоже.

— Ты не виновата! — восклицает Амара, в изумлении от того, что Британника, похоже, винит себя в смерти Дидоны. Сейчас, постоянно видя силу британки, при ее устрашающем росте и день ото дня крепнущих мускулах, Амара почти забыла, какой она была при их первой встрече. Злая, но в то же время разбитая, неспособная справиться с мужчинами из борделя, она чуть не умерла в драке с ними.

— Ты не виновата. — Взгляд Амары наливается яростью. — Это все Феликс.

Британника кивает.

— Когда-нибудь я убью его, — говорит она спокойным голосом. — Когда он первый раз меня коснулся, я пообещала это себе. Но сначала я верну себе честь.

Клятва мести не удивляет Амару, в отличие от намерения британки повременить с кровопролитием.

— Как?

— Когда буду гладиатором, — говорит Британника. — Победи или умри. Это честь.

— Гладиаторы — рабы. На арене, может, они и выглядят блестяще, но жизнь у них тяжелая и суровая. Я не хочу, чтобы ты умерла подобным образом.

Британника смеется:

— Я не собираюсь умирать.

Она резко разворачивается, и тупой кончик ножа оказывается у горла Амары.

— Видишь, — говорит она. — Им меня не достать.

Эту таверну Амара помнит хорошо. Она улыбается Руфусу, ей приятно, что он решил привести ее сюда, в заведение, куда они пришли перед тем, как впервые провели ночь вместе. Терраса на крыше такая же уютная, как в ее воспоминаниях, увитая ползучими лозами, которые отбрасывают приятную тень, и с видом на крыши и Везувий на горизонте, на фоне темно-синего сумеречного неба. Амара подозревает, что Руфус выбрал это место в том числе из-за чувства вины. Амара знает, что он спал с Викторией.

Амара тянется к кубку с вином, Руфус перехватывает ее руку и целует ее. Амара томно наклоняет голову, словно очарованная его жестом, а затем поднимает свой кубок.

— Ты так прекрасна, — шепчет Руфус.

Амара думает, говорил ли он то же самое Виктории. У них это было всего несколько раз, и, по словам Виктории, Руфус каждый раз в муках раскаяния просил ее хранить тайну, чтобы не разбить Амаре сердце. Бедный Руфус и не подозревает, что женщины сговорились.

— Ты так добр ко мне, — произносит Амара, глядя на него из-под опущенных ресниц.

Руфус принимает комплимент без тени неловкости. «Значит, не настолько ему стыдно», — думает Амара. Она первая заметила, как взгляд ее патрона скользит по соблазнительному телу Виктории, когда она выступает перед ними в саду. Туман в его глазах. После этого она рассказала Виктории о своем плане, и та, к удивлению Амары, была только рада помочь. При всяком удобном случае Амара оставляла их наедине, а потом мимоходом сообщила Руфусу, что собирается целый день провести с Друзиллой. Конечно же, Руфус наведался в дом в ее отсутствие.

— Я не знаю, почему он всегда ворчит, если ты отъедаешься, — впоследствии размышляла Виктория, когда они вместе с Амарой сплетничали в ее покоях. — Кажется, мои формы ему вполне по вкусу.

В тот момент Амара представила Викторию и своего патрона вместе — и ей стало неприятно, но тем не менее она рассмеялась. Пусть Виктория немного похорохорится. В конце концов, Амара сама предпочла бы не спать с Руфусом. Почему ее должно это волновать? Друзилла всегда удерживала интерес патрона тем, что подсовывала ему различных женщин. А для Амары это еще один способ не потерять Филоса.