Принцип суперпозиции - Евгений Белоглазов

Часами я мог любоваться нежными переливами застывших форм из снежно-белого кальцита, читая по едва заметной полосчатости многовековую летопись наслоений. На стенах, расписанных замысловатыми натечными узорами, то здесь, то там проглядывали округлые и миндалевидные пустоты, обрамленные по краям щеточками игольчатых прозрачных минералов. Прекрасные каменные цветы из белого кристаллического гипса и арагонита, будто пудрой присыпанные мельчайшими зернышками лилового флюорита, росли прямо из промытых водой каверн. При освещении снизу, от их полупрозрачных лепестков исходило мягкое жемчужно-розовое сияние, в результате чего на бархатистом фоне абсолютной черноты возникали потрясающие цветовые контрасты. Эффект особенно усиливался, когда я ставил цветок на возвышение, закреплял фонарь так, чтобы не было видно источника освещения, а сам отступал на несколько шагов в сторону. Иллюзия ожившей сцены из прекрасной сказки была полной. Но больше всего, конечно же, поражали сталактиты, свисающие многотонными гирляндами с куполообразного свода пещеры. Самые древние из них срослись с поднимавшимися от пола навстречу сталагмитами и так стояли пережатыми как песочные часы колоннами, прикрываясь узорчатой бахромой более поздних наростов… Из многочисленных трещин сочилась насыщенная растворенными примесями влага. Она медленно стекала по стенкам, частично испарялась, а частью скапливалась внизу, в небольшом озере, посреди грота. Вода в нем была чистой и прозрачной, но со стороны казалось, будто чашеобразное углубление до краев залито чернилами. Я попробовал эту воду на вкус и в дальнейшем полностью отказался от употребления. Необычайно холодная, солоноватая, с вяжущим металлическим привкусом, она оказалась совершенно непригодной для питья, вызывала тошноту и болезненные спазмы в желудке… Кругом стояла тишина, которую лишь изредка прерывали булькающие звуки от срывающихся капель. В общем, условия для тонких изыскательских работ не имели равных, и я благодарил судьбу за то, что она послала мне такую удачу…

Но время шло, а волны не давались. Я был уверен, что они есть. Но как их поймать?.. Видимо, чего-то не хватало в самой идее эксперимента. Многочасовые наблюдения не дали результатов. Единственным, хоть и слабым утешением, явился тот факт, что гора действительно поглощала все виды излучений, которые могли бы помешать наблюдениям.

И тут у меня возникла мысль вновь вернуться к полузабытому гразеру. Раз мощность гравитационного излучения настолько мала, что ее не могут зарегистрировать датчики, значит, это излучение надо усилить с помощью специального прибора — гразера.

Итак, решено. Я прекращаю опыты и сажусь за вычисления. Хорошо, что основа есть и даже сохранились критические заметки Войцеховича…

10 августа

Дело движется. Но не хватает времени. Кое-какие наброски сделаны, но главная работа впереди.

Гразер!.. Устройство, которое никто не видел, никто не знает, как оно устроено и как должно действовать. Одно только настораживает — усиление гравитационного потенциала в небольшом объеме может привести к самозамыканию определенной части пространства. А это, в свою очередь, означает, что вполне определенная доля материального мира, возможно, выпадет из общей системы отсчета и превратится в ту самую частицу реальной пустоты, о которой здесь так много говорится…

25 августа

В суматохе дел не мог выкроить минуты для записей. Принятая к исполнению идея всё больше приобретает зримые очертания. Все узлы и модули приходится продумывать самому, черпая сведения из руководств и справочников. В решении главных задач помогает подготовка, полученная у Войцеховича. Без нее я бы не составил за такое короткое время схему действия гразера.

Долгое время не удавалось определиться с формой прибора. Перепробовал все: призму, кольцо, спираль. Наконец, остановился на самом простом и вместе с тем наиболее надежном варианте — полой трубе диаметром один и длиной три метра. На ее торцах я закрепил sp-резонаторы, которые одновременно служили и волновыми отражателями. Не скрою, эти приспособления — предмет моей особой гордости. Пришлось поломать над ними голову!.. Дело в том, что ни электронные, ни ЕМ-зеркала для этой цели не годятся. Гравитационные волны, обладая абсолютно проникающей способностью, должны беспрепятственно проходить сквозь любые материальные преграды. Понятно, что зеркала, отражающие частицы или свет, не являются для них заслоном и не могут изменить направленность потока излучения. Другое дело резонаторы. Если искомая волна окажет даже незначительное воздействие на приемный отражатель, то она вызовет и его резонанс. Далее, волна уйдет, а ее эхо останется, усилится и отразится на второй резонатор. Потом опять на первый… И так до тех пор, пока пойманный в ловушку сигнал не достигнет мощности, достаточной для того, чтобы включить индикатор. А там уже несложно будет этот сигнал расшифровать, переложить на язык уравнений и восстановить родословную.

Вот так я решил искать гравитационные волны, поставив первичной целью только их регистрацию и ничего более. Остальное приложится соответствующим образом и в свое время.

Не стану здесь подробно описывать устройство гразера. Это заняло бы много времени. Отмечу лишь одно — всё, что мне удалось сделать, уже представляет основу для серьезной диссертационной работы. Но у меня и мысли нет раскрывать секреты. Слава, признание, положение в обществе меня не интересуют. Всё это ни в коей мере не может заменить того, что ушло. Я был зол на судьбу, на людей и, хотя самолюбие не позволяло мне признаться в том, чувствовал себя вконец обездоленным. Нет, я не жалел себя, поскольку считал, что потребность в жалости является первым признаком нравственного разложения, не взывал к сочувствию окружающих, без тени сомнений понимая, что никто мне не поможет. Если я чего и боялся, так это внутренней слабости и душевного надлома, потому изо всех сил старался держаться, думая только о том, как бы поскорей завершить начатые разработки.

Как-то незаметно гразер превратился в единственное средоточие моих жизненных устремлений. Внутренний голос настойчиво вещал, что только серьезная, многоплановая работа над прибором смогла бы задействовать все стороны моих способностей, не позволила бы проникнуть во внутрь червоточине, способной пробудить мысли о тщетности исканий, бренности и бессмысленности самого бытия… Я чувствовал, как постепенно воскресаю. Гразер как раз оказался тем громоотводом, который сумел поглотить всю силу хлеставшей через край энергии, страсти, скопившейся и не имеющей выхода потребности в любви, нежности, ласке… Самыми счастливыми мгновениями (если, конечно, это можно назвать счастьем) стали для меня те, когда я, совершенно опустошенный, в полном изнеможении, отрывался от работы, неважно какой — лабораторной, вычислительной или монтажной, констатируя, что в этот день ничего больше сделать не смогу, потому как выдал всё, выжал себя без остатка.

Стремился ли я к власти? Хотел ли обладать той не­обыкновенной силой, которая способна до неузнаваемости преобразить человека? В целом, наверное, да… А может, и нет. По правде говоря, я никогда не думал об этом всерьез. Наверное, так сложилось потому, что я много чего не испытал, хотя и старался обо всем иметь свое мнение. Плохо это или хорошо, но я, например, не знал, что такое корыстолюбие. Мне никогда не приходилось никем командовать, распоряжаться судьбами, принимать за других решения и нести за это ответственность. Всю жизнь я держался в стороне, старался обходиться без посторонней помощи, избегал по возможности шумных компаний и многолюдных сборищ. Мне почему-то казалось, что большую часть времени люди с поразительной беспечностью тратят по пустякам, будь то на работе, дома или в гостях… Я видел, что многие из них даже не задумываются, зачем они вообще живут… По правде говоря, я не понимал их, а они, в свою очередь, не понимали меня, считали чудаком, сторонились и порой говорили, что я не совсем нормален… У меня не было друзей, и от этого я подчас жестоко страдал. Именно поэтому Эльза, сумевшая подобрать ключи к одинокой и бесприютной душе, стала для меня незаменимым человеком, второй моей половиной, без которой я уже не мог обходиться… Был ли я честолюбив? Скорей всего, да. Но мое честолюбие не переросло в снобизм, не нуждалось в славословии и почитании восторженной толпы. Просто я всегда и везде хотел быть первым. Это состояние было для меня единственно возможным. Первым для себя! При этом я не испытывал необходимости пробивать дорогу так, как это делали другие, добиваться признания, накапливать авторитет, заручаться поддержкой влиятельных лиц. Зачем?.. Для этого надо было многое принести в жертву, изменить, а может, и полностью потерять свое лицо. Природа наделила меня способностью переживать минуты высшего творческого подъема. Одно это уже делало мою жизнь насыщенной, интересной, содержательной. Но будет ли так всегда?.. В свои годы я достаточно изучил себя и знал, что страх перед одиночеством, утрата вкуса к происходящему могли толкнуть меня на самую отчаянную авантюру. Я чувствовал, что внутри меня живет и прячется еще один человек, и его присутствие иногда меня пугало. Не возьмет ли он со временем верх? Не утянет ли в пропасть?.. Порой он заявлял о себе во весь голос, толкал на противоречивые, необдуманные действия и вгонял в беспросветную тоску. Даже здесь, в этих записях, нет-нет да и проглянет его корявая рука, мелькнет бесовская ухмылка…