Замок янтарной розы. Книга 2 - Анна Снегова

Я тихо продекламировала по памяти. Спасибо Шеппарду, который показал мне эту реликвию, чтобы уговорить поработать для него шпионом.

«...Ни один бастард не может быть признан отныне его монаршествующим отцом. Только законные дети, рождённые в официальном браке, получают все права, вытекающие из принадлежности к королевской династии…»

«Правильно. Чтобы выдать меня за своего законного сына, отец решил спрятать нас с матерью в отдалённом поместье, а потом, как только его жена Элина отойдёт от тяжёлых родов, объявить о том, что она ждёт второго ребёнка. Подушки под платье, несколько месяцев отдыха за городом… никто бы ничего не заподозрил. В детстве я был очень хилым и болезненным ребёнком. Совершенно не сложно оказалось приписать мне лишний год возраста. Правда, его планы нарушила ранняя смерть Элины – рождение моего брата подорвало её здоровье, она быстро угасла».

«Но я всё равно ничего не понимаю. Почему он просто не женился на Тирлинн, когда первая жена умерла? Ведь ничего же не мешало?..»

Горькая усмешка скривила его губы.

«Я был слишком мал и не видел, как всё это было. Мать не стала углубляться. Но могу предположить. Мне кажется, он сломал её, растоптал своим предательством – она бы просто не согласилась. А он… вряд ли хотел до конца дней видеть под боком женщину, вид которой напоминал бы о собственных мерзких, низких поступках. Ну и кроме того – если ты права, и твой папаша приложил руку к тому, что он разлюбил мать… возможно, он просто не мог преступить магический запрет».

Я так живо представила себе всё это… маленький домик в саду где-то в глуши, плющ взбирается по серым каменным стенам… златовласая женщина с грустным взглядом, которая живёт в нём как затворница… ребёнок с не по-детски умными глазами, что удивляется, почему им нельзя выходить за ворота… а потом переезд в королевский дворец и знакомство с отцом и незнакомой тётей, про которую ему говорят, что это и есть его мать.

«Так что, Птенчик, ему больше по нраву был взять красивую, но глупую жену, которой достаточно будет подарить очередную диадему, чтобы осчастливить. Поэтому когда умерла Элина, он женился на другой аристократке из богатого и знатного местного семейства, напыщенной эгоистке Маделин. Которая ради королевской короны была готова на всё – даже воспитывать чужого ребёнка под видом своего. Правда, получалось у неё из рук вон плохо. Боги не дали им с отцом детей – казалось бы, дай хоть каплю тепла приёмышу… но я всегда чувствовал, что она меня едва терпит, как надоедливую собачонку».

Я бросила взгляд вниз и увидела его руку, сжатую в кулак до побелевших костяшек. Не отболело. До сих пор не отболело, как бы он не храбрился.

«А твоя мать?»

Герих отвёл взгляд и посмотрел в пустоту. Но я знала, что сейчас он видит перед собой лицо своей матери.

«Она умерла, когда мне было четырнадцать. Перед смертью не удержалась и рассказала мне всё. Я был… в ярости. Когда узнал, что женщина, которую всю жизнь считал няней и любил больше всех на свете – моя настоящая мать… когда узнал о том, какую подлость совершил отец… мне хотелось его убить. Она удержала. Сказала, что он не такой ужасный, как я думаю – просто слабый. Тогда я спросил, почему она просто не вернулась со мной обратно на родину? Зачем было унижаться на чужбине? Зачем весь этот отвратительный спектакль?..»

«И что она ответила?»

«Что она просто не могла так поступить. Что я ещё слишком мал и не понимаю, что такое любовь».

Он замолчал и по-прежнему вглядывался потемневшим взглядом в тени прошлого.

«Я был совсем юным, глупым и горячим. В ответ на это выкрикнул, что если любовь толкает людей на то, чтобы подличать и унижаться, - это самое мерзкое чувство на свете. Мама… горько усмехнулась, лёжа в постели… она была уже совсем тонкой и прозрачной, я даже боялся брать в руки её хрупкие пальцы… и сказала мне, что я так быстро расту, уже почти мужчина. Когда-нибудь тоже стану кружить девушкам головы и раздавать признания в любви направо и налево».

Генрих наконец посмотрел на меня и его пристальный, напряжённый взгляд упал на моё лицо.

«Тогда я совершенно вышел из себя. От боли и гнева утратил способность трезво мыслить. Сказал, что клянусь – никогда в жизни ни одной девушке не скажу таких глупых слов. Ну и… всё».

«Что - всё?»

«Я же эллери, Эмбер. У мужчин-эллери магические способности часто бывают спящими, но они есть. Каким-то неведомым образом я умудрился связать магической клятвой сам себя. Так что я не могу признаться тебе в любви, моё сокровище. Не потому, что не хочу. А просто потому что не могу».

---

Кажется, у меня начинают гореть щёки. И кажется, я совершенно околдована его тёплой и немного грустной улыбкой и тем, несказанным, о чём на самом деле он пытается мне сейчас сказать.

Я бы никогда не подумала, что один из самых трогательных моментов моей жизни случится в тюремной камере. Да, собственно, и что в тюремную камеру попаду когда-нибудь, мне бы и в страшном сне не могло приснится. Но мы здесь. Это всё реально. И реальность неожиданно вторгается в наше нечаянное безмолвное уединение самым неприятным образом раньше, чем я успеваю придумать, что ответить.

Протяжный скрип двери на несмазанных петлях где-то неподалёку – и стук сапог эхом отскакивает от низких каменных сводов. В затхлом воздухе повеяло холодным сквозняком.

Мы с Генрихом замолкаем и оборачиваемся.

В подземелье чётким строевым шагом входят ещё человек десять стражников, и в нешироком проходе между камерами становится тесно. Эти – слегка отличаются чёрными плащами и чёрными же полосами по бокам алой формы. Смотрится жутковато.

Капитан стражи, судя по всему, тоже в недоумении. С полминуты длятся его попытки прояснить субординацию и выходит, что эти новые – из личной гвардии Королевы, элита стражей. И она лично отправила их для усиления охраны заключённых. Всё это мне совершенно не нравится, и судя по тому, как задумчиво хмурится Генрих, ему тоже. Он подходит к решётке, которая отделяет нас от соседней камеры, и пока снаружи временная заминка и страже не до нас, выстукивает по ней кулаком несколько раз какой-то рваный ритм.

На первый взгляд, ничего не изменилось. Но только на первый. Я уже достаточно хорошо знаю людей из нашей команды, чтобы заметить, что моряки в своих клетках неуловимо перемещаются, становятся более напряжены и собраны. Кто-то встал и небрежно прохаживается по камере. Кто-то перестал дремать в соломе и уселся ровно, цепко поглядывая на происходящее. Морж пощёлкивает клешнями с кровожадным видом.

«Что это было?»

Не могу удержаться, чтобы не спросить Генриха, что вообще происходит.

«Условный сигнал. Всем быть настороже. Подозреваю, что любезная тётушка может захотеть избавиться от ненужных гостей раньше, чем Ири передаст деду строчку песни, которую он должен узнать. Так что… Пора готовиться к решительным действиям».