Сокол Спарты - Конн Иггульден

В тот день он не бегал: мешал груз решения на плечах. Некоторые из отлучившихся из лагеря принесли с собой немного съестного. Другие ушли охотиться на дроф, и трое из них возвратились с победным видом, неся с собой упитанного олешка. Тут не обошлось без каверзы: на приготовление мяса не хватало дров. Одну из семей пришлось удерживать, когда на сожжение пошла их единственная повозка. Клеарх задумчиво смотрел на старика, который все еще не мог уняться и в гневе использовал не только язык, но и грубые жесты. «Боги капризны», – хотелось сказать ему, но сейчас он вряд ли внял бы этой истине. Интересно, выдавало ли это негодование что-то вздорное в характере эллинов? Такое, что они могли, потрясая кулаками, безоглядно клясть свою участь и самих богов, или же это было просто проявление глупости в некоторых из них.

Мысль не улучшала настроения, хотя толстый ломоть оленины, подрумяненный для военачальников, что готовились отправиться этим вечером к царю, несколько сгладил сумрачность духа. В предвкушении столь волшебной пищи желудок сладостно заныл.

Весть о походе быстро разнеслась по лагерю, так что все двенадцать старших командиров сошлись ее обсудить или высказать свое суждение. Несомненно, частично на этот сбор повлиял аромат жареной оленины, но и без того Клеарх приветствовал каждого с теплотой.

Менон явился последним, кислый и раздраженный. К тому времени солнце уже начинало садиться, а этот человек, по всей видимости, весь день ничего не ел. Менон подошел с явной неохотой, и этот его настрой подтвердился первыми же словами из его уст:

– Ты, должно быть, ждешь, что к тебе будут подходить на полусогнутых? Я, пожалуй, вижу, отчего ты так хорошо ладил с персидским царевичем, спартанец. В тебе такая же спесь. Может, мне тоже броситься тебе в ноги? Это бы потрафило твоей великости?

– Я думаю, Менон, ты должен остаться, – ответил ему Клеарх, игнорируя язвительный тон. Менон был мелочен и раздражителен, но его люди сражались хорошо. При всей своей неприязни к эллинам, стоящим на другой ступени общества, свое ремесло Менон бесспорно знал.

Менон налитым тяжестью взглядом обвел лицо Клеарха, а затем лица остальных. С Проксеном и Софенетом все ясно, они со спартанцем не разлей вода. Из остальных один или двое с ним втихую соглашаются, что архонт бывает заносчив, однако сейчас они все смотрели на него сплоченно, как будто он здесь лишний.

– Я военачальник с двадцатью годами на службе, – с вызовом заявил он. – Последнее, что я слышал, это что тебя отвергли эфоры твоей же Спарты. И ты нашел царевича, готового залить тебе глотку золотом. Но это не значит, что ты здесь главный, неважно, что думают все эти глупцы. А почему, кстати, они так думают – потому что так назначил Кир? Тогда, может, мы его сейчас спросим? Царевич Кир, где ты там? Отзовись! Вознеси голос, подними руку, если ты считаешь, что Клеарх должен нами повелевать! Или нет? Ты молчишь? В таком случае, спартанец, свою судьбу решу я сам. А также судьбу моих людей, которые на меня смотрят.

– Ядовитый ты аспид! – вмешался Проксен. – Клеарх, наоборот, дает тебе шанс уберечься. В случае если нас сегодня ждет измена. Неужто ты не понимаешь?

– Твой друг – большой мыслитель, – усмехнулся Менон, – как он сам о себе мнит. Интересно, что персы предложили ему на самом деле, когда пришли говорить от имени своего царя? Не могу не задаться вопросом, а не было ли это частью их уговора с архонтом Клеархом, о котором мы не ведаем? Сохраняй спокойствие, Проксен. Я и тебе не стал бы доверяться больше, чем требует нынешняя безысходность.

– Хорошо! – рявкнул внезапно Клеарх. – Идешь сегодня с нами. Возможно, хоть это избавит меня от твоего нытья. Проксен, а ты должен будешь остаться.

– Только не я, – тотчас ответил Проксен. – Я буду подле тебя.

Его тон не допускал возражений, и это снова дало Менону повод заговорить:

– Что бы вы ни затевали вместе, я это выясню. Так в чем дело? Должен ли Проксен переместить лагерь, пока нас здесь нет? Нет уж, Проксена я тоже желаю видеть около себя.

Клеарх через силу разжал правый кулак, между делом прикидывая, не сделать ли вперед два быстрых шага, оставив тело фессалийца холодеть на земле. Перспектива была заманчива, но он умерил себя так же, как когда ему было семь лет. Уроки, даваемые Спартой, были жестки, но именно они, как ничто иное, закаляли волю. А потому он через силу улыбнулся и неторопливо кивнул:

– Что ж, как скажешь. Мы вместе войдем в пещеру льва. И если он нас проглотит, то на губах у меня, Менон, будет твое имя.

– Говорить ты мастер, – пожал плечами Менон. – Но меня ты не проведешь. Это я могу тебе обещать.

* * *

Тиссаферн возвратился с наступлением вечера, когда багряное солнце пустыни спустилось вниз, к скудной поросли. Все двенадцать греческих военачальников, на вид свежие и отдохнувшие, уже ожидали. По негласным законам перемирия, с ними не было копий и щитов, но каждый оставил при себе короткий меч; что до Клеарха, то он предпочел подвешенный у поясницы копис.

Тысячи пришли их проводить и стояли сейчас в молчании. Тиссаферн насупленно покосился на это множество, где никто не выглядел поверженным или убоявшимся. Какой странный народ: проигрывая битвы, они как будто об этом не догадываются.

– Царь Царей повелел, чтобы ваши сподвижники во время вашего отсутствия оставались здесь, – шмыгнув носом, сообщил он. – Мой повелитель Артаксеркс изволил сказать, что перемирие действует, пока вы здесь, но не при движении туда или назад. Это понятно?

Клеарх какое-то время не отвечал. В полумраке глаза его казались неестественно, пронизывающе яркими.

– Понятно, – вымолвил он наконец. – Мир, если стоим на месте; война, если пошевельнемся.

Слова больше походили на угрозу, чем на согласие с требованием.

Тиссаферн, нервно отведя взгляд, дернул поводья.

Примерно через час хода – расстояние около тридцати стадиев – сгустилась темнота.

– Сколько еще, по-твоему, осталось? – спросил Проксен на греческом. – У меня уже ноги затекают.

– Откуда ж мне знать? – отозвался Клеарх. – Если затекают, то лучше всего лечиться бегом.

– А куда нам бежать? К тому же не забывайте, что я ранен, – вставил слово Софенет, указывая на свою перевязанную руку.

– Как про это забыть, если ты только об этом и талдычишь? – мрачно усмехнулся Менон, ожигая его взглядом.

– Как ни посмотри, а это всего лишь рана. От моей жены мне доставалось и похлеще, – добавил Проксен.

Неожиданно Софенет протолкнулся вперед, отчего его раненая рука нелепо дрыгнулась.

Тиссаферн в недоумении взирал, как дюжина греческих начальников припустила бегом, пихаясь локтями, как мальчишки на состязаниях. Какое-то время они неслись вперед, после чего сошли до темпа обычной пробежки. Слышались смех и шутливая перебранка.

Перс закатил глаза и, чтобы не отставать, направил коня рысью. Впереди, на отдалении, в ущелье между холмами, показались огни царского лагеря, о чем греки тотчас известили друг друга. В дальнейшем сопровождении они не нуждались. Между тем темп бега нарастал, и персы остались позади.